продюсерский центр
ИЮЛЬ

Алексей
Иванов

ОБРАЗ РЕКИ В РОМАНЕ А. ИВАНОВА «ЗОЛОТО БУНТА, ИЛИ ВНИЗ ПО РЕКЕ ТЕСНИН»: ЛИНГВОСТИЛИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

+7 (912) 58 25 460

1snowball@mail.ru

Instagram

ОБРАЗ РЕКИ В РОМАНЕ А. ИВАНОВА «ЗОЛОТО БУНТА, ИЛИ ВНИЗ ПО РЕКЕ ТЕСНИН»: ЛИНГВОСТИЛИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Значение реки в формировании географической среды и пространства общеизвестно. Л.И. Мечников справедливо отмечал, что «река – синтез всех физико-географических условий данной местности» [4, с. 10]. Если говорить о литературе, то во многих произведениях река является образом, который не только фиксирует географическую привязку описываемых событий, но и становится символом места, где проходит, а вернее, протекает жизнь героев.

В романе Алексея Иванова «Золото бунта, или Вниз по реке теснин» создан этнокультурный образ реки Чусовой – главной транспортной артерии Урала. Чусовая в заглавии романа названа рекой теснин. Поэтическая дескриптивная номинация река теснин употребляется и в тексте романа: «Все равно кто-нибудь да убьется, чего уж тут спорить-то. Чусовая – река теснин» [2, с. 320].

Между номинациями Чусовая и река теснин существуют отношения оригинала и перевода: по наиболее убедительной из версий происхождения топонима Чусовая, корневая морфема чус восходит к древней общепермской лексеме, означающей овраг, ущелье, каньон. Эта версия поддерживается Ивановым: «Чусовая в средней, наиболее выразительной своей части протекает в теснинах между утесами-бойцами, поэтому подобное название весьма оправданное» [1, с. 125].

Номинации, связанные с описанием Чусовой, неизменно подчеркивают ее дикий, буйный характер: перебор (69 словоупотреблений) – ‘участок реки с камнями и сильным течением’; стрежень (25) – ‘наиболее быстрая часть течения’; перекат (17) – ‘поперечные отмели на месте быстрого течения’; быстроток (12) – ‘большая скорость течения’; водоворот (7) – ‘место вихревого движения воды’; стремнина (6) – ‘место бурного течения в реке’; суводь (3) – ‘пучина, водоворот’; накат (3) – ‘бурное движение прибоя’; пучина (3) – ‘водная бездна’; противоток (2) – ‘обратное течение’: «От Рубца отслаивался коварный противоток, который вдруг с шипением разворачивался назад, разметав брызги дугой, и бился в скалу, словно каялся, как грешник, ударивший лбом в половицу» [2, с. 631]; «Чусовая совсем освободилась ото льдин: оголилась темная, беспокойная стремнина с пенными серпами завертей» [2, с. 485]; «И вдруг она [барка] отвесно пошла вниз, в кипение, и еще успела грузно поворотиться вокруг себя, словно с натугой всверливалась в пучину» [2, с. 584].

В художественном пространстве романа Чусовая существует как в горизонтальном, так и в вертикальном измерении. Причем сакрально отмеченными являются пространственные речные образы, эксплицирующие переход от горизонтального к вертикальному измерению: толща стремнины, текучая гора воды, урчащая гора воды, водяная толща, водяной бугор, блестящий бугор. Так река, подобно окружающим ее горным массивам, осуществляет связь Неба и Земли. Именно поэтому Иванов часто сопровождает описание Чусовой описанием неба: «Мутный, неохотный рассвет дымил, как сырой костер, клубами выдувал дальние горы и низкие тучи над глубокой рытвиной реки» [2, с. 419].

Между рекой и небом существует невидимая связь, которая непосредственно выражает представление о глубине и вечности: «И с вершины вся Чусовая раскрылась перед ним, как огромные ворота. Она раскрылилась внизу в обе стороны и словно понесла Осташу над собой… к дальним сизым горам под высоким осенним небом, уже не синим и не голубым, а бесцветным, прозрачным и неясным» [2, с. 221].

Чусовая предстает и как рубеж реального и потустороннего, сакрального и бесовского. В романе возникает мотив переправы через реку смерти без обратного пути, без возврата к нормальной жизни:

«А бывает, что и остаются там люди насовсем, пропадают. Или же возвернутся – да лучше бы там оставались. Звери зверьем явятся или ума решатся…» [2, с. 606]. «Оборотная река» ведет в потусторонний мир: «И кто проплывет той рекой – многое о своей жизни узнает тайного… Иные сплавщики черту душу отдавали, чтобы проплыть по оборотной Чусовой. Потому как для сплавщика на той оборотной стороне только те скалы стоят, на которых он в жизни своей барки убивать будет» [2, с. 607].

Река является многозначным древним мифологическим символом. Прежде всего она символизирует мировой поток явлений, течение жизни, а также уходящее время. Особое символическое значение приобретают образы «река жизни» и «река смерти».

В романе «Золото бунта, или Вниз по реке теснин» реализовано несколько мифопоэтических смыслов символа «река». Во-первых, река «принадлежит» древнейшему архетипическому концепту «вода», т. е. то, что рождает жизнь. Во-вторых, река – символ нравственного очищения: «Осташа, не отрываясь, глядел на Чусовую. <…> Сдержанное, еще не проявленное величие этого мгновения уже смыло с души все припарки, все коросты и словно оголило зияющую, трепещущую, чуткую рану» [2, с. 494]. С другой стороны, Чусовая приобретает в романе смертоносный характер: «Чусовая немало живого народу повенчала с холодной смертью» [2, с. 598].

Нередко Чусовая выступает в образе книги, причем Главной книги: «Книга Чусовой была давно прочитана Осташей, заучена наизусть, а все равно всегда оставалась новой, понимаемой заново, как притчи из Священного Писания» [2, с. 501]. Постмодернисткий мотив жизнь как текст реализуется соотносимыми между собой символическими значениями река-жизнь и река-книга: «И в его памяти Чусовая разом распахнулась, как книга. Крутая излучина под Кликуном, что торчит из леса на склоне берега; облезлая громада Разбойника; приметная сосна, похожая на суксунский светец…» [2, с. 466].

Чусовая в романе предстает как живое существо и становится обладательницей тела животного – она имеет голову, горло, брюхо, бок: «Осташе показалось, что здесь на острых камнях Чусовая пропорола себе брюхо и мученически выгнулась, распотрошенная, вывалила дрожащие кровавые кишки» [2, с. 600]; «Самое широкое и грозное лезвие вонзилось прямо в бок Чусовой» [2, с. 509].

Чусовая способна перевоплощаться: так, она предстает перед нами то кошкой («Чусовая кошкой уже ласкалась о ноги Оленьего бойца – самого, наверное, красивого на реке» [2, с. 550]), то собакой («Чусовая вертелась, как ошпаренная собака» [2, с. 545]; «Немало барок заглотила собачья пасть этого противотока» [2, с. 28]).

В описании Чусовой неизменно доминирует женское начало. Автор наделяет реку женскими чертами и атрибутами – длинными волосами, женской одеждой, кружевами: «Великан обнял Чусовую широко разнесенными лапищами, и Чусовая, вывернувшись из объятий, в страхе летела прочь, распластав платок и платье» [2, с. 582]; «Излучина Чусовой впереди была разрисована белыми кружевами» [2, с. 516]. Река сравнивается «с бабой», «с девицей»: «Чусовая нежным, бабьим изгибом уходила за поворот» [2, с. 125]. Тропеическое описание Чусовой эротически окрашено: «Отпрянув от бойца, Чусовая, как девица под молодцем, сладко выгибалась излучиной Журавлиное Горло» [2, с. 543].

«Под Винокуренным Чусовая изгибалась петлей. Она терлась о бойца, как падкая на сладенькое баба будто ненароком задевает хмельного мужика оттопыренным задом» [2, с. 506]. Причем «эротические черты», как отмечает А. С. Подлесных, «на протяжении всего романа укрупняются, теперь героиня проявляет открытую сексуальную агрессию» [5, с. 86]: «Казалось, что реке так хотелось взбеситься, что уж и подходящего бойца искать она не стала: будто гулящую бабу так сблудить потянуло, что некогда было и мужика получше подобрать, сойдет и этот – кривой да горбатый. Взревев Стерляжьим перебором, словно в долгожданном блядском неистовстве, ошалевшая, взбодрившаяся стремнина, урча и встряхивая пенными косами, покатилась под занозистым склоном Дуниной горы» [2, с. 595].

Чусовой удалось стать возлюбленной Осташи. Это подтверждают мудрые слова Нежданы: «Никого, кроме Чусовой, ты уже не полюбишь. А мужем будешь моим» [2, с. 239]. Река предстает у Иванова настоящей невестой героя: «А Чусовая затихла и пронзительно заголубела – так тонко и остро, нежно и бесстыдно, что Осташе захотелось отвести взгляд, будто он случайно увидел красивую девку, купавшуюся нагишом» [2, с. 532]. Он каждый раз испытывает сильнейшие чувства при встрече с ней: «А сейчас Чусовая приближалась, и на ее притяжение, как на притяжение камня-магнита, отзывалось то, из чего душа и была откована» [2, с. 220].

Чусовая определяет судьбу героя. Так, Осташа размышляет: «Не пугала неволя – и без того все в крепости. Пугало отлучение. Отлучи его самого от Чусовой, отними у него весенний вал, барки, рев бойцов над рекою…» [2, с. 47]. Для него река – это жизнь: «Пока есть деньги и оброк не висит над головой, нужно успеть повернуть свою жизнь в русло Чусовой» [2, с. 91]. Так в романе через мотив реки воплощаются архетипические смыслы жизни и судьбы: «Ошибайся, как хочешь, и греши, как можешь, – но все это мелкая рябь, а не крутая волна, если жизнь твоя застойный пруд, а не свободная река…» [2, с. 645].

В романе через призму реки, сплава описываются эмоции, природные явления, черты внешности человека. Так, ярость сравнивается с половодьем («Ярость затопила страх, как половодье – приплесок» [2, с. 188]), жара – с баркой («Солнце палило, будто жара нынешним летом застряла на Чусовой, точно барка на отмели» [2, с. 119]). Ход в подземелье напоминает герою приток («По правую руку он увидел другой ход, словно приток» [2, с. 311]), гора обладает цветовыми признаками воды («Смотрел на облака над далекой горой Сабик, синей и прозрачной, как вода» [2, с. 95]). Уподобляются реке волосы красавицы Бойте: «Глядел на влажные полураскрытые губы, на темные густые ресницы, на чистый висок, с которого на скулу стекала светлая речка волос…» [2, с. 441].

Иванов также использует образы, косвенно связанные с рекой. Так, душа в восприятии Осташи сравнивается с мокрой рыбой: «Если ему, Осташе, больно, значит, он не ургалан, есть в нем душа. Он пронес ее сквозь все вогульские искушения, как мокрую, скользкую рыбу в ладонях» [2, с. 576]. Движение по лесу представляется плаванием: «Осташа пялился так, что резало глаза, – и не видел! Сплошное таежное море-океан. Вот и плыви по нему на удачу, по чутью, без божьей подсказки: насколько праведной была твоя вера, настолько верно тебя проведет судьба» [2, с. 206]. Возвращаясь к главному архетипическому смыслу концепта «река», отметим, что в последнем примере лексема «море-океан» наряду с языковыми единицами плыви, проведет реализует архаическую метафору течение жизни.

Таким образом, река в романе Иванова не только является полноправным персонажем, но и выполняет структурообразующую функцию, поскольку по линии реки Чусовой развивается и определяется судьба главного героя.

Литература

1. Иванов А.В. Message: Чусовая. СПб., 2007.

2. Иванов А.В. Золото бунта, или Вниз по реке теснин. М., 2007.

3. Иванов А.В. Вниз по реке теснин: в 3 т. Т. 1: Чусовая: Очерк истории и природы. Пермь, 2004.

4. Мечников Л.И. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1995.

5. Подлесных А.С. Геопоэтика Алексея Иванова в контексте прозы об Урале: Дис. …канд. филол. наук. Пермь, 2008.

Карнаухова О.А.

Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта (Калининград). 2011. Выпуск 8.