Уважаемый Алексей Викторович! Но можно ли назвать Митю настоящим героем? Была ли у него свобода воли? Я допускаю, что её не было. Лес создал Митю как робота с искусственным интеллектом в образе человека, чтобы он выполнял функции по защите леса. Другой цели быть не могло. С позиции леса "лесорубы" это его каратели. Митя способен обучаться и обладает интеллектом, но свободной воли у него нет. В нём заложена "программа", которая приводит его к борьбе против организатора карателей леса - бригадира Егора Лексеича. В итоге погибают оба, но можно ли назвать действия Мити-робота геройством? Он всего лишь реализовал волю леса. У ИИ нет свободы воли.
Уважаемый Афанасий.
Митя - обычный и нормальный человек со свободой воли. Поняв своё предназначение, причину своего появления, он не лишился свободы воли. Серёга тоже ведь не покончил с собой, узнав, что его родили ради квартиры, и его миссия выполнена. Вы додумываете то, чего в романе нет. Точнее, в романе есть то, что очевидным образом противоречит вашей точке зрения. Отдаёт предвзятостью.
Здравствуйте , Алексей Викторович. В первую очередь спасибо за ваше творчество.
Романы "Тобол", "Золото бунта" и "Бронепароходы" превосходны!
Скажите пожалуйста, есть ли у вас в планах еще написать роман про гражданскую войну 1917 ? и вызывает ли у вас интерес тема отечественной войны 1812 ?
Спасибо !
Здравствуйте, Владимир.
У меня нет планов писать о событиях 1812 или 1917 годов.
Уважаемый Алексей Викторович! Спасибо за ответ, но тогда я спрошу иначе. В жизни иногда бывают настоящие герои, которые борются со злом, действуют активно и даже погибают. Например, Алексей Навальный или Борис Немцов. Почему вы отказались от подобного персонажа в книге "Вегетация"? В ваших ранних книгах "Общага" и "Блуда" были такие активные, думающие и действующие герои. Драматургия произведения от этого становилась сильнее, и читатель сочувствовал им. Я не советчик вам, просто не понимаю вашу позицию, которая выражена в "Вегетации". Героев не стало - всё мрачно, склочно, прозаично, и вы сожалеете об этом? Таково наше будущее?
Уважаемый Афанасий.
Странно, что вы не заметили такого героя, как Митя. Он пробился к правде, преодолел себя, спас брата, вышел на битву с главным врагом и погиб, защищая лес и свои ценности. Да и Серёга спас свою девушку, приняв бой. Чем вас не устраивают такие борцы? Или вам нужны революционеры, которые хотят преобразовать сразу весь мир? Но для таких героев мой сюжет слишком локален.
Кстати, мой любимый тип героя - человек внутреннего действия. Вроде Служкина или Германа Неволина.
Уважаемый Алексей Викторович! В вашей книге "Вегетация" представлен мир моральных уродов и недоумков (все, кроме Мити). Вы сами, как Демиург того мира с загадочным лесом, лешаками, ведьмой и "лесорубами", испытываете к своим персонажам сочувствие, любовь или ненавидите их и издеваетесь над ними? Есть ли ещё в мировой литературе подобное произведение, читая которое, испытываешь ко всем персонажам безразличие, а не сочувствие? Это не означает, что у читателя нет эмпатии и милосердия. И не может служить оправданием то, что читатель должен видеть, кто потерян, а кто ещё не совсем. Вы уверены, что встреча Сергея со своим настоящим братом-близнецом не обернётся трагедией для обоих? Слишком они разные и Маринка опять может предпочесть другого, а не Сергея.
Уважаемый Афанасий.
Когда-то давно я работал со школьниками - и поймал себя на ощущении, что понимаю, какое будущее ждёт многих из них. Сейчас они - дети: кто-то лучше, кто-то хуже, кто-то умнее, кто-то глупее, но они дети. А через десяток лет кое-кто из них будет воровать, пить, наркоманить, мучить близких или просто паразитировать. И я не могу изменить их будущее. Такова уж среда, из которой они не выйдут. Но это не мешало мне относиться к ним по-человечески, сочувствовать и даже чему-то учить, хотя и без перспективы. Моё писательское отношение к своим дурным героям примерно такое же. Не то чтобы я печалюсь об их плачевной участи или прощаю их, но я вижу в них людей, которые потенциально были, но не смогли появиться, - как видел в тех детишках хорошее будущее, которое они не получат. Это не моральное, а экзистенциальное переживание. Таким героям я не сочувствую - но я о них сожалею. Не знаю, понятно ли я объяснил. Но моё авторское сожаление прочитывается в сценах гибели или ухода героев, которые не окончательно оскотинились, - Талки, Вильмы и Матушкина. Сравните эти сцены со сценами гибели Холодовского, Алабая, Костика и Типалова.
Я не могу судить о всей мировой литературе, я её ещё не прочитал, но есть произведения, в которых все герои - сволочи. Например, "Каратели" Алеся Адамовича.
Треугольник Серёга - Маринка - Дима Башенин, безусловно, чреват конфликтами, внешними и внутренними. Но это уже за пределами романа.
Здравствуйте, Алексей Викторович!
Пишет Вам Магистр межкультурных отношений; студентка 3. курса докторантуры (аспирантуры) Даугавпилсского Университета, Латвия. Кафедра языков и литератур Факультета гуманитарных и социальных наук.
В течение четырех лет занимаюсь исследованием Вашего творчества и пишу диссертацию на тему "«Методологический подход к анализу художественного мира в романах Алексея Иванова «Сердце пармы» (2003) и «Золото бунта» (2005). По этой теме мною написано и опубликовано около 8 научных статей в научных сборниках Университета DU, Латвийского LU (лат.яз.) и Белостока (Польша).
Буду очень благодарна Вам за ответы на мои вопросы, чтобы избежать заблуждения и ошибок в написание диссертации.
1) Что вдохновляло Вас в работе над романом "Сердце пармы". Имеется ли прототип, автор, текст или фильм?
2) Имеется ли какая-то связь между героем романа "Золото бунта" Остафием и писателем В.П. Астафьевым? Или может быть есть отсылка к творчеству писателя и его героям?
Буду благодарна Вам за пояснения.
С уважением
Алла
Здравствуйте, Алла.
Мне очень приятно, что мои романы так вас заинтересовали.
Отвечу вам по пунктам.
1) Придумывая "Сердце пармы", я не имел никакого образца. (Напомню, что этот роман я придумывал примерно в 1994-1995 годах, писать начал в 1995 году, а завершил в 2000 году.) Побудительным эстетическим мотивом для меня служили другие соображения. Образцом иллюстраций к русским народным сказкам служат знаменитые работы художников Ивана Билибина и Виктора Васнецова. Но меня удивило, что пейзажи и общая атмосфера их работ больше соответствуют северному Уралу, а не средней полосе России. Я заинтересовался происхождением русского фольклора и узнал, что этот фольклор сложился примерно в XV веке, то есть как раз в то время, когда русские пришли на северный Урал. Впечатления русских пришельцев о практиках уральского (финно-угорского) язычества и послужили основой для образной системы русского фольклора. Финно-угорское язычество Урала породило в русском фольклоре образ чужого и опасного мира. А XV век - это время, когда на северном Урале существовало княжество Пермь Великая, последнее удельное княжество Древней Руси. История этого княжества тесно переплетена с борьбой христианства и язычества. И я решил написать об этом княжестве роман, в котором все исторические факты будут верными, но общая атмосфера будет сказочной.
2) Своего героя я назвал в честь В.П.Астафьева, творчество которого я бесконечно уважаю и люблю. Я дал Осташе характер молодого Виктора Астафьева, каким я увидел его по произведениям Виктора Петровича.
Здравствуйте, Алексей Викторович.
По общему мнению читателей, в вашем новом романе "Вегетация" ни один из героев не вызывает сочувствия. Интеллигентный "Митя" -- не вполне человек уже, "Серёга" -- такой же гопник и убийца, как и все остальные, запал на Маринку -- ну, такое, даже звери способны подраться за самку, это не делает их более человечными. Насколько я понял, сделано это было нарочно, герои выписаны антигуманными и алогичными. Но наблюдать за их звериной грызнёй, честно говоря, малоинтересно. А как бы мог выглядеть в мире "Вегетации" симпатичный герой? Или он в принципе невозможен?
Здравствуйте, Михаил.
Сочувствие определяется не только характером героя, но и характером читателя. Эмпатией или милосердием читателя как человека. Напомню, как говорил о себе Пушкин: "...и милость к падшим призывал".
Митя - хороший человек, хотя и не совсем человек уже, но собака тоже не человек, а вызывает сочувствие. Серёга же не чудовище; например, он способен на самопожертвование ради любимой - он прикрыл собой Маринку, потому его и пустили в подземелья "Гарнизона". Да и Маринку можно понять - и Талку, и Вильму, и Матушкина. Безусловно, они не видят разницы между добром и злом, но читатель-то должен видеть, кто потерян, а кто ещё не совсем. Ваше "наблюдать за их звериной грызнёй малоинтересно" отдаёт расчеловечиванием "объекта анализа", а это уже не по совести.
"Симпатичный" герой в мире "Вегетации" вполне возможен, но тогда роман потерял бы себя. Вы можете вставить в историю трёх мушкетёров Декарта? Они ведь жили в одно время в одном городе. Но с Декартом в качестве главного героя "Три мушкетёра" станут каким-то другим романом.
Здравствуйте, Алексей Викторович.
В ответе Вячеславу от 27.12 вы написали, что в наше время герои мельчают. И вот тут я для себя наконец-то сформулировал свою любовь к вашим историческим книгам и отсутствие оной к современным. Ни один современный герой ваших книг не вызывает у меня сочувствия и сопереживания. Буквально как у (прости господи) Шнурова в песне: "никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его..". А правильнее будет сказать, что никого не жалко, но жалко всех нас. Такой парадокс. В "Тоболе", который я считаю просто совершенным историческим романом (и каждый раз, вспоминая историю его создания, удивляюсь как в первый, ведь роман родился из киносценария, а получился идеальным во всём) жалко всех, даже Гагарина.
И особенно это проявилось при чтении "Вегетации". Острая и болезненная параллель отношений лесорубов и городских не может не коррелировать с нашим настоящим. У нынешнего режима свои "лесорубы", они являются его опорой. "Соль земли", которой государство обильно посыпает раны имперскости и фашизма, ловко маскируя пропагандой своё простое желание вечно править и грабить под идею: "враги кругом, мы в кольце, сплотимся крепче". И что с этим делать решительно непонятно. Оппозиция забетонирована, да и что она может предложить.. Государство-чумоход прёт на всех парах, сминая и круша всё на своём пути, подкармливая на ходу редким пайком "лесорубов" и впечатывая им в головы мысль, что только такое государство может им эту пайку обеспечить.
Ирония в том, что я сам из лесорубов. Буквально работал в леспромхозе в родной деревне и знаю этот тип людей. По-шушкшински даже люблю каждого в отдельности. Пусть неумные в мироустройстве и мудрые в житейских вопросах, но как масса, из которой государство лепит то избирателя, то пушечное мясо, вызывает только тоску и боль.
Извините за сумбур, даже вопроса внятно сформулировать не получается. Может быть такой: Алексей Викторович, что делать в России с "лесорубами"?
Здравствуйте, Дмитрий.
Спасибо за столь развёрнутое послание. Мне было очень интересно прочитать о ваших соображениях.
Скажу следующее. Герои современности - да, мельчают (точнее, мельчает их эпоха), но это не значит, что таких людей нельзя любить. Из моих романов ближе всего к современности "Псоглавцы", "Комьюнити" и "Блуда". Про "Комьюнити" всё понятно, но вот в "Псоглавцах" Лиза и Кирилл (и дэнжеролог) мне очень приятны, а в "Блуде" я люблю почти всех: Моржова и Щёкина, Костёрыча, моржовских девиц и "упырей".
"Тобол" не родился из сценария. И роман, и сценарий родились из общего корня. Я писал сценарий, заранее зная, что переделаю его в роман. Сценарий служил своеобразным планом, потому что такой гигантский роман без подробного плана не написать.
После вашей характеристики нынешнего положения я вспомнил свой сценарий для полнометражного мультфильма "Конёк-горбунок". В этом мульте царь Затей отправляет воеводу Жбана воевать с Чудо-юдо-рыбой-Китом. Воевода поёт своим солдатам песню (на мотив песни "Не плачь, девчонка"):
"Не плачь, солдатик, и не горюй.
Потом накормят, пока воюй.
Сегодня служба без пирогов.
Держава наша в кольце врагов!"
А что делать с "лесорубами"?.. Да ничего. Просто предоставить им возможность зарабатывать на жизнь честно - и создать в стране условия, при которых образование и честность являются социальными лифтами. Нечто подобное Столыпин начал делать для крестьянства, когда развилось переселение в Сибирь, появились сельская кооперация и "крестьянские" банки, укрепилось земство и родилось сословие "кулаков" (то есть буржуазных фермеров, оторвавшихся от феодальной общины).
При всём моём негативе к "лесорубам" я не вижу в них препятствия для пути вперёд. Надо только освободить им этот путь.
Добрый вечер, Алексей Викторович!
Очень люблю ваши произведения, хотелось узнать только, не планируете ли вы еще что-то с пермяцкой мифологией? Я, как бывший житель около пермяцких земель, с каким-то неведомым мне самой трепетом жду и с интересом ищу таких произведений.
Простите, если вопрос о творческих планах неуместен.
Всего вам наилучшего!
Добрый вечер, Екатерина.
Вопрос о творческих планах вполне уместен.
С пермяцкой мифологией я пока ничего не планирую, но с уральской мистикой, уральской магией - да. Следующий роман будет как раз такой.
Здравствуйте, Алексей Викторович!
С большим удовольствием прочитал почти все ваши книги. Не оставляет ощущение, будто в ваших исторических романах персонажи выписаны с большей теплотой, чем в книгах про современность. Даже антагонисты или какие-нибудь проходные персонажи там часто вызывают если не восхищение, то уважение благодаря масштабу личности или какому-то внутреннему благородству, что ли. Но чем ближе действие к нашим дням, тем почему-то меньше вызывающих симпатию персонажей, даже среди главных героев (я не говорю про всех, но в массе своей). Они написаны так же хорошо, но чаще кажутся более поверхностными, суетливыми, эгоистичными людьми.
Скорее всего это просто мое субъективное восприятие, но если вы все же видите в этом долю правды, то как вы думаете, почему так? Может быть исторические романы подразумевают эпичность действия, и соответственно, требуют эпических масштабов личностей в качестве героев? Спасибо!
Уважаемый Вячеслав.
Скорее, это не ваше субъективное восприятие моих романов, а моё субъективное восприятие времени.
Масштаб личности во многом определяется не идеей, а масштабом дела, которое человек делает. А дело зависит от эпохи. После "лихих девяностых" наше общество не занималось масштабными делами. Поэтому и герои мельчают. В исторических романах я имею возможность выбирать героя в масштабном деле, в современных романах я не имею возможности выбирать современника.
Здравствуйте, уважаемый Алексей Викторович. Вы говорили, что не имеет смысла писать про текущие события, пока в обществе не будет достигнут консенсус насчёт того, как их оценивать. Никакого консенсуса, вроде бы, пока не наблюдается(если не считать тех граждан, у которых оказался припасен второй паспорт, у них-то консенсус, но только между собой). Тем не менее, новый роман содержит довольно прозрачные намёки на события, а тут вы и прямо проводите параллели(например, между тем, как Типалов набирал людей в бригаду, и как набирают солдат на войну). Почему вы сочли возможным всё-таки затронуть современность? Или, возможно, вы считаете, что перенесение действия в будущее и снабжение повествования фантастическим антуражем обеспечивает достаточную степень иносказательности?
Здравствуйте, Михаил.
Не знаю, на кого вы намекаете, когда говорите о втором паспорте. Надеюсь, на воров-чиновников, готовых смыться от наказания, которое в нашей стране для них просто неизбежно. У них консенсус мodus operandi.
Современность я затрагиваю по очень простой причине: она меня бесит. Я - писатель из разряда буржуазных интеллектуалов; такие писатели своими произведениями отвечают на раздражители эпохи. Про "достаточную степень иносказательности" вы написали правильно, однако есть и дополнительный мотив: мне нравится, когда история интересна. Чумоходы и тайна селератного леса - это интересно.
Разве что если вместе с путеукладчиком погибнет Алабай (хотя не было гарантии, что алабаевцы уйдут после гибели командира). (с)
Ну, Холодовский ведь отправился убивать Алабая, твёрдо полагая, что после гибели вожака "его бригада - ноль". То есть они именно так и полагали, что либо алабаевцы уйдут, либо будут, как говорится, "уже не те". То есть засада будет или устранена, или до невозможности деморализована.
Кроме того, с коптера можно было бы узнать, где именно находится Алабай, и попытаться уничтожить "сбросом" именно его, а не транспорт. Это как бы другой вариант предлагаемого мною развития событий...
Впрочем, это неважно. Вы дали ответ, я с ним согласен - план действительно сработал. Спасибо за уделённое внимание.)
... а я почему-то был уверен, что вы ещё найдёте аргументы. И решил привести на них свои возражения, хотя вы и прекратили спор.
Мнение Холодовского - это мнение Холодовского, а решения принимал Типалов.
Бригада Типалова, например, не изменила своего поведения и своих целей после гибели командира. Так что убийство Алабая - не гарантия, что его бригада сдастся.
Но главное не в этом. Я специально полез в роман и посмотрел, как там было дело (эту сцену я писал уже год назад). Взрывчатка на коптере не была бомбой. Её (детонатор) активировали с планшета. Поэтому коптер сначала должен был доставить взрывчатку до места (например, положить её на голову Алабаю) и потом отлететь, чтобы не пострадать при взрыве (коптер был нужен для дела); только после этого Типалов отправлял команду на взрыв. При подлёте к путеукладчику и при спуске алабаевцы могли заметить коптер (у Алабая, кстати, была собака) и сбить его из автоматов. Если бы коптер сумел сбросить взрывчатку на путеукладчик, у алабаевцев было время соскочить на землю и спрятаться в кювете. Так что идея взорвать путеукладчик была не самым надёжным способом разрешить ситуацию.
Я просто припоминаю свои размышления, которые были, когда придумывал коллизию. Если я написал так, как написал, значит имелись веские резоны.
Здравствуйте, Алексей Викторович.
Ещё один вопрос в процессе чтения "Вегетации", извините за назойливость...
Почему Холодовский и Типалов не догадались сбросить взрывчатку с коптера непосредственно на транспорт Алабая? Вместо этого они предпочли "дёрнуть" лес с непонятной перспективой... "Сбросы" взрывчатки на технику с дронов, как мы видим из новостей, на войне являются обычным делом, так неужели два опытных, тёртых мужика не рассмотрели данную возможность?
(Возможно, это покажется вам простой придиркой со стороны "чересчур въедливого" читателя, который и книги-то читает с целью подловить писателя на какой-то несостыкующейся детали, но это не так - просто резануло глаз, решил уточнить.)
С уважением.
Здравствуйте, Владимир.
Что ж, подумайте, с какой целью Типалов и Холодовский устроили взрыв? Чтобы вспугнутые чумоходы прогнали алабаевцев из засады на мосту. Каким образом уничтожение путеукладчика могло устранить засаду? Разве что если вместе с путеукладчиком погибнет Алабай (хотя не было гарантии, что алабаевцы уйдут после гибели командира). Впрочем, Типалов с Холодовским всё равно не знали, находится ли Алабай на путеукладчике; он мог быть и на любом из двух мостов в засаде.
PS. А в чём вообще недостаток плана, который сработал на все сто? Зачем придумывать другой план, если этот всех во всём удовлетворяет?
Добрый день! С большим удовольствием прочитал Ваш новый роман «Вегетация». Возник вопрос об образе Александра Холодовского. На определенном этапе мне казалось, что Вы ведете к тому, что Холодовский – это антагонист №2. Антагонистом №1, безусловно, является Егор Алексеевич – беспримесное зло в обличии нормального мужика. Но образ Холодовского был мне более интересен – образованный человек, с грамотной речью и своей картиной мира, странным образом очутившийся в компании командировочных. Да, в анамнезе – темная история с несправедливыми, возможно, обвинениями и преследованием. Да, возможно, из-за этого немного мизантроп, считающий Бродяг чумоходами. Правда, сцена насилия над бедными девочками-партизанками уже как-то разрушала цельность образа, поскольку несправедливым обвинением такой ужасный поступок не объяснить. И я ждал какого-то объяснения: правда Холодовского против правды Мити. Но Александр Холодовский просто погиб в нелепом столкновении с Алабаем. Видимо, я неправильно считал образ Александра. Какой логикой рассуждений руководствовались Вы?
Добрый день.
Холодовский - умный, интеллигентный, сдержанный, но фашист. Поначалу выглядит приличным человеком, но ситуация с партизанами всё расставляет по своим местам.
Если читать внимательно, то будет видно, что у героев, которые принимают решения (Холодовский, Алёна, Маринка, Костик), есть комплекс неполноценности, вызванный чувством обиды от городских. От этого комплекса я избавил только Типалова и, в общем, Серёгу. Я полагаю, что комплекс неполноценности - причина больного мировоззрения социума. Компенсируя чувство неполноценности, социум выбирает войну как "якорную установку" своей антропологии и ресентимент как отношение к городским. Это и продемонстрировано на примере Холодовского. Когда я это предъявил читателю, Холодовский мне стал больше не нужен, и я его убил.
Алексей Викторович, доброго здоровья.
Я покуда прочёл только сотню страниц "Вегетации", но постоянно ловлю себя на мысли, что у вас в книге получается сплав нескольких "классических" произведений. Чумоходы - это что-то из Кинга, "Грузовики", например. Тема леса - это одновременно похоже на Стругацких "Улитка на склоне" и "Вьюрки" Бобылевой...
Я не к тому, что "компиляция трёх научных книг - четвёртая научная книга". Я к тому, что это, наверное, и есть метамодерн - причудливая перекличка уже известных мотивов, сплетающийся в некий новый нарратив, сюжет.
Какого-то конкретного вопроса по данной книге у меня к вам нет (тем более что я только начал её читать), просто скажите - не вдохновлялись ли вы при написании одним из указанных произведений, может быть, я что-то угадал?
С искренним уважением и любовью к вашему творчеству.
Здравствуйте, Владимир.
Метамодерн здесь ни при чём. "Вегетацию" я писал в формате традиционной фантастики, а взбесившиеся машины или "разумный" (хотя у меня он всё-таки не разумный) лес - это очень давние темы. Машины начали оживать ещё со времён Древней Греции (Гефест выковывал себе механических слуг), и лес действовал целенаправленно ещё в древнерусских сказках. "Грузовики" или "Улитка" - самые известные примеры, но не родоначальники темы. Например, машина оживала ещё в "Боге динамо" Уэллса (если не считать марсианские треножники - гибрид машины и живого существа), а деревья (анты) ходили и говорили во "Властелине колец". Припомню навскидку... Ходячие растения были в "Дне триффидов" Уиндема. Оживший лес был в "Пересечении пути" Д.Биленкина. Природа, отвечающая агрессией на агрессию, была в "Неукротимой планете" Гарри Гаррисона. Обычные машины, наделённые злой волей, были в "Кристине" Кинга и "Тёмной игре смерти" Симмонса. Собственно, у меня самого в "Тоболе" лес оживал и убивал людей, но "Тобол" почему-то никто не сравнивал с "Улиткой". Так что не идите по пути поверхностных ассоциаций. Новизна не в том, что лес обрёл волю, а машины сошли с ума, а в причине и форме подобной метаморфозы.
"Вегетация" имеет референсы: "Пикник на обочине" и "Обитаемый остров" Стругацких (а также "Солярис" Лема), однако референсы - это перекличка с традицией, с эталонами жанра, а не эпигонство. И не метамодернизм. Посчитайте, скольким романам о гениальном сыщике будут референсами истории Конан Дойля о Шерлоке Холмсе? А скольким романам о вампирах будет референсом "Дракула"? А "Остров сокровищ" - романам про пиратов? А "Машина времени" - романам о путешествии во времени? А "Затерянный мир"? А "Робин Гуд"? А "Маугли"? А "Голем"? А "Золушка"? Перечислять можно бесконечно.
Уважаемый Алексей Викторович, добрый вечер.
В старые времена русские писатели, например, Толстой, совершали "хождение" в народ для подпитки собственного литературного языка. Самый последний крестьянин мог подбросить какой-то оборот, слово, форму падежа или гениальную пословицу вроде "на стриженую овечку Бог теплом дует".
Сейчас русская деревня как культурный феномен мертва, средний типаж из народа, аналог крестьянина XIX века - это офисный работник, в плане языка совершенно ничего не могущий и неинтересный. Какое у вас отношение к современному русскому фольклору, "народному" языку, представляет ли он для вас интерес как для писателя и исследователя, совершаете ли вы свои "хождения" и какие видите пути возрождения народного языка?
Уважаемый Никита.
У вас большой и очень интересный вопрос.
Отвечу как получится - наверное, несколько бессистемно.
Сейчас не надо "ходить в народ" за перлами народной речи. Во-первых, лично мне вполне хватает бытовых впечатлений: слушать, как говорят кассиры, таксисты, курьеры, просто люди в очереди или в транспорте. Чем ниже уровень культуры (я не в уничижительном смысле), тем свободнее и цветистее речь. Во-вторых, есть (было) такое безграничное явление, как Ютуб. Я с удовольствием смотрел (точнее, слушал) и "женские" ролики (обзоры магазинов, кулинарные рецепты, рассказы о домашних животных), и "мужские" (советы по ремонту, рассказы об автомобилях, истории о рыбалке). Люди там стараются говорить естественно, как им удобно. В третьих, есть чаты. Почитаешь спор о лодочном моторе или компьютерной игре - и живая речь как из лопнувшей водопроводной трубы. К тому же не только речь, но и типичные социально-психологические реакции.
Кстати, в связи с этим я подумал о контроле властей. В классическую эпоху шпион ходил за человеком, подслушивал и доносил. В эпоху модерна подслушивали человека и доносили на него его близкие. В эпоху постмодерна человек сам доносит на себя через свои соцсети.
Я не согласен с вашей оценкой речевой ситуации "офисного планктона". Его речь - это универсальный язык интернета: мемы, демотиваторы, картинки с подписями, шутки. Очень интересный языковой и разговорный пласт. Он формирует обобщённый образ современного человека этой страты: между прочим, весьма обаятельный и самокритичный.
Я мало читал научных работ по современному фольклору и очень жалею об этом. Но кое-что из того, что читал, произвело очень сильное впечатление. Например, анализ свидетельств НЛО: оказывается, эти свидетельства структурно повторяют старинные былички о встрече человека с лешим. Или как-то раз фольклорист показал мне свою коллекцию современных магических заговоров, например, заговор школьника, чтобы в автобусе к нему не подошли контролёры проверить билет. Или однажды я купил брошюрку с местными страшными историями - и прочитал дивные истории про зловещих "новых русских" в тёмных кварталах, про мертвецов на трассе дальнобойщиков, про захороненные вместе с пассажирами мистические "мерседесы": это мне напомнило туристические байки времён СССР о "чёрных спелеологах" и "белых альпинистах".
А есть и общественно-политический фольклор - но не буду углубляться в эту опасную тему.
Я не думаю, что у русского языка есть какие-то проблемы. Язык живёт, развивается, творит сам себя и порождает новые чудеса. Проблемы есть у общества: снижение общего уровня культуры и грамотности, утрата логического мышления, стереотипы узкого кругозора и т.п. Язык отражает это уродство, но сам по себе чувствует себя нормально.
