Уважаемая Анна.
Я очень люблю Челябинскую область. По разнообразию всего и по красотам ей нет равных на Урале. У меня нет конкретных планов, но есть замысел, который я, может быть, когда-нибудь реализую, а может, и нет. Этот замысел связан с Ильменами. Копи, самоцветная лихорадка, "занорыши", таинственные и проклятые камни, подделки, выращивание кристаллов, сумасшедшие горщики, ищущие самоцветы "гуще моря", борьба "аграрной" и "вогульской" магий драгоценных камней (об этом я писал в "Горнозаводской цивилизации", и так далее.
Уважаемый Андрей.
... Видимо, что-то упустили. Теперь это не мой проект.
"Сердце пармы" в работе, работе, работе. О прокате говорить ещё рано. Года через два. Возможно, будет и полнометражный фильм, и сериал.
О планах тоже пока не хочу распространяться.
Уважаемый Виталий.
Нет, не планирую. Я снял своё имя с титров фильма и больше не считаю этот проект своим.
Уважаемый Дмитрий.
Я не очень понял вас в некоторых вопросах.
Какие вы хотите "сноски примечаний к тексту"? О чём сноски, о чём примечания? Сноски нужны, когда какие-то пояснения вынесены за текст. Но я предпочитаю в нон-фикшне все пояснения давать сразу в тексте.
Списка использованной литературы я не даю по той причине, что эта книга - не научная монография, а популярная литература. Указывать, откуда я взял каждый факт, - бессмысленно-огромная работа. А давать просто список литературы о пугачёвщине в целом я считаю нелепым. Получается, я пишу книгу о пугачёвщине, а в конце неё рекомендую почитать другие книги о том же самом, которые, видимо, получше моей (рекомендовать книги, которые похуже, - некорректно).
Зачем вам знать маршруты моих путешествий? А если сами хотите составить маршрут, так все географические названия присутствуют в тексте.
Уважаемая Елена.
А вашему прекрасному музею - спасибо от нас с Юлией за помощь! Далеко не все музеи оказались такими же доброжелательными, как ваш. Эрмитаж, например, не снизошёл до такой мелочи, как книга о Сибири.
Уважаемый Павел.
Увы, до августа я в Москву не собираюсь. Если ваше дело так важно, напишите мне на сайт (я могу не публиковать ваше письмо), и я отвечу.
Здравствуйте, Алексей. Мне очень зозвучно то, о чем вы пишите. Прочла вашу книгу "Золото бунта" Была удивлена вашим глубоким познанием этноса уральских народов. Мне интересна это тема, так как я изучаю корни моей семьи. Я родом из г. Усть- Катава. Вы изучали историю горных заводов, так вот мои предки работали на заводах Твердышева (Усть - Катавский, Юрюзанский и Катав- Ивановский)Меня интересует вопрос переселения крепостных крестьян. Я многое нашла у историка и краеведа Александра Мукомолова. И все же каким образом шла покупка крестьян?Почему именно у
в этих деревнях? Или им было все равно где покупать, лишь бы были желающие их продавать? Что вы думаете по этому поводу?
Уважаемая Лидия.
Увы, я уже давно вышел из этой темы.
О покупке арских (крестьян для Авзянских заводов (и Белорецкого) Твёрдышева я писал в "Вилах". О катавских и юрюзанских крестьянах я уж не помню, писал ли что-нибудь. Но в любом случае я вряд ли добавлю что-то новое к тому, что А.Ф.Мукомолов изложил в своём капитальном семитомнике.
Здравствуйте, Алексей Викторович! Хотел поблагодарить Вас за книги, которые можно и хочется перечитывать нон-стоп. В связи с чем вопрос, возможно ли ожидать какие-либо продолжения таких произведений, как "Географ глобус пропил", "Общага-на-крови" и "Блуда и МУДО"? По крайней мере, в последнем, в данном списке, произведении,как мне показалось, в конце демонстративно заложена недосказанность или неопределенность дальнейшей судьбы героев. Спасибо.
Уважаемый Андрей.
Нет, продолжения этих книг не будет. Я уже сказал всё, что хотел сказать.
Здравствуйте, уважаемый Алексей Викторович! Недавно натолкнулась на очень интересное и спорное мнение Василя Стуса о роли искусства и месте творца в нем. Жалко его сокращать. Если тема Вас зацепит, и Вы дочитаете до конца,напишите, пожалуйста,что Вы думаете по этому поводу. Спасибо.
Что такое поэт в чистом виде? Человек, который вырывается из границ обыденного: пренебрегает имеющимся и стремится к утраченному и недостижимому. Казаки становились кобзарями, уже не имея возможности держать в руках грозного оружия. Гомер компенсировал утраченное зрение. Современный поэт ищет самого себя — в том пространстве, которым он -всегда вопреки реальности — определяет пространство своей индивидуальности. Но, еще не найдя себя, он теряет и то, что имеет.
Область поэтического творчества, этой своеобразной формы инобытия, интенсивнее на территории реальных потерь. Здесь мазки художественной кисти значительно жирнее: овал эфемерного согласия духа удлинен тоской по жизни, которая стала уже невозможной.
Лечась успокоительными таблетками искусства, человек в поэте как бы самокомпенсируется, но эта компенсация — всего лишь воображаемая. Духовное здоровье, которое дарит нам творчество, является свидетельством нашего недуга: мы привыкаем к наркотику. Спасая дух от одной недуга, мы наживаем другой, и куда больший: находим заменители реальной жизни и, привыкнув к этим заменителям, теряем вкус к нормальному существованию, перестаем жить.
Возникшее как своеобразная отрада и спасение от тягот существования, искусство забирает нас в свой плен, все дальше и дальше отделяя от жизни. Обогащая, оно делает нас пустотелыми. Мы превращаемся в своеобразных анахоретов-схимников, которых лживая вера поддерживает в уверенности, что в своем духовном скиту они добыли абсолютную, чистую формулу существования.
Творить—находиться в клинической ситуации.
Есть немало оснований сомневаться в нравственности искусства. Все его добродетели держатся на нереальной основе. Внушаемая искусством добрая социальная этика выводится из позиции нашего полного бессилия перед жизнью, нашей, уже безропотной, капитуляции перед трудностями существования. В искусстве мы обретаем себе окоп самоприюта от мира. Для каждого в отдельности — свой индивидуальный окоп, блиндаж (искусство манит нас перспективой чисто индивидуального спасения; так Господь Бог отпускает нам грехи только в уединенной молитве, проговоренной шепотом). Поэтому всякие социальные построения искусства — по меньшей мере бессмысленны. Фигура обжалования — вот его истинная ипостась. Поиск душевного равновесия в страдании, удовлетворения в горе и наслаждения горем — вот его коварная цель. Горечь от жизненных неудач заслоняют радости веры, постигнутой только духом.
Угроза полной потери связи между духовными конституциями — теми, что утверждает искусство, и теми, что творит сама жизнь, — эта угроза, которая существует уже не одну сотню лет, все увеличивается. Между ними вырастает пропасть, что является свидетельством деградации человеческого существования. Мы — в пропасти тоже. В нисходящем полете. И бездна ждет нас.
Обездуховленная сфера чистой духовности, искусство, будучи вряд ли полезным обществу, для самого художника — смертельно. Пчела, выпуская жало, умирает. Так и художник. И если нам кажется, что он не выпускает жала, то лишь потому, что Господь Бог, делая тайным дар творчества, любил эвфемизмы.
Творчество — это только гримаса индивидуальной боли, а наша эстетика — это эстетика страдания, немного прикрытой муки. В культе страдания вся философия искусства и всё его величие с таинственными феноменами катарсиса (когда перед смертью люди облачаются в чистую одежду, то в этом народном обычае мы имеем типичный случай катарсиса). Отучая нас жить, искусство учит смерти. Поскольку мир причиняет нам все более сильную боль, искусство становится добротой Платона Каратаева, оно успокаивает страждущих. Вот и вся его социальная миссия. Все, что остается, — это только способы успокоения. Религия — опиум для народа, говорил Маркс. Искусство—это тоже религия и тоже—опиум."
Уважаемая Евгения.
Если с поэзии распространять мнение В.Стуса на прозу, то я не согласен. Конечно, есть немало примеров "компенсаторного" писательства (например, Грин с его идеей "несбывшегося"), но точка зрения В.Стуса близка к экзистенциализму, а лично я, при всей поддержке экзистенциализма, не считаю экзистенцию главным мотивом творчества. Я вообще не склонен считать творчество некой "отдельной" деятельностью. На мой взгляд, творчество - просто вариант (форма) существования личности. Я много раз говорил об этом, объясняя, что такое, на мой взгляд, писательство. Вот если вы прирождённый фотограф, то вы видите мир как бесконечную серию удачных снимков. Если вы прирождённый журналист, то видите мир как череду новостей. Если вы прирождённый вор, то видите мир как чужой карман. А если прирождённый писатель, то видите мир как текст, как разнообразие сюжетов, и просто выбираете из них тот, который на данный момент по каким-то причинам предпочтительнее. В этом сюжете можно компенсировать какие-то свои личные потери (о чём говорит Стус), можно создавать другую реальность или обретать себя заново, - это как угодно, но не обязательно. Лично я просто наслаждаюсь сюжетом.
Здравствуйте, Алексей, очень интересно ваше мнение. Я хочу написать произведение о молодёжной жизни, но там присутствуют сцены употребления наркотиков и криминала. Это не призыв к употреблению (но рассказ как) и не "блатная романтика", просто как есть по-факту. Хотелось бы по максимуму передать атмосферу, но если будет сильная детализация, то возвращаемся опять к пропаганде (возможно заменить что-нибудь?)... Интересует ваше мнение! Спасибо!
Уважаемый Илья.
Пишите так, как нужно для произведения. Зоилы и ханжи всё равно найдут, к чему прицепиться, даже если вы включите "внутреннего цензора" на максимальную мощность.
Здравствуйте. Буду краток.
В Вашей книге "Золото бунта" упоминается некий Митька Оловягин:
" . потом белобородовские бунтовщики выпустили Гусевых из-за решеток осляной в Илиме, и Гусевы с шайкой Митьки Оловягина прикатили в Кашку по льду Чусовой, спьяну разворотив всю дорогу, обтыканную елочками."
Это реальный исторический персонаж? Если да, то из каких мест он был -известно ли?
Интересуюсь как потомок Оловягиных и "семейный летописец".
Спасибо за внимание.
Уважаемый Михалыч.
Митька Оловягин - полностью вымышленный персонаж. Фамилию такую я ему дал просто для красочности.
Алексей Викторович, спасибо за развернутый и весьма полезный для меня ответ!
Если позволите, то задам еще вопросы, вызванные уже Вашим ответом (опять-таки с учетом того, что я правильно Вас поняла).
Прежде всего, если возможно, я хотела бы уточнить определения, чтобы мы с Вами разговаривали на одном языке и у нас не возникло непонимания. Понятие «постмодернизм» Вы принципиально используете только для российской действительности, а «постмодерн» для мировой культуры, разграничивая их тем самым по территориальному признаку (или тут так совпало)? Дело в том, что я их понимаю, как два связанных понятия, в двух словах: состояние культуры и совокупность явлений в искусстве, соответственно. (Явления, в свою очередь, уже влекут за собой приемы, техники и т.п.). В связи с этим и тот, и другой могут присутствовать как в российской, так и в мировой культуре. Исходя из моих размышлений, с Вашего позволения, в дальнейших вопросах я буду использовать «постмодернизм», где подразумевать именно явления, влекущие за собой использование тех или иных приемов, техник и т.п.
Далее, если для Вас «Тобол» - это своего рода экспериментальная площадка «постмодерна», то находитесь ли Вы в каких-либо взаимоотношениях с одной из основных (ну, вроде, так принято, что основных) концепций постмодернизма – бартовской «смерти автора»?
На мой взгляд, во всем Вашем творчестве всегда четко прослеживается авторский замысел, и ни о какой «смерти автора» не может быть и речи. В таком случае в «Тоболе» у Вас тоже изначально было наше традиционное «что хотел сказать автор», а для реализации авторской интенции Вы уже и стали использовать приемы постмодернизма (играть, если позволите)? Либо же, наоборот, Вы решили поэкспериментировать с постмодернистскими приемами, а в ходе работы «оказалось», что традиции сохраняются (в том числе автор не умер), и для Вас – это явилось неким открытием?
Спасибо! С уважением, Ольга.
Уважаемая Ольга.
Тут разговор долгий.
Сначала про термины. Внятного научного определения для постмодернизма нет (как нет его, например, и для экзистенциализма), поэтому я предпочитаю, так сказать, профанное определение. Оно сужает смысл, но зато и проясняет его. Постмодернизм (постмодерн) – это синтез всего. Жанров, парадигм, тем, теорий, стилистик и т.д. Один из вариантов этого синтеза - «текст из текстов». Например, в «Метели» Сорокина синтезированы мотивы метели из всей русской литературы. Или в «Чапаеве и Пустоте» Пелевина синтезированы советские мифы, советские анекдоты, советский поп-арт и дзен-буддизм. Есть в этих произведениях «автор» или нет? Появилась бы «Метель» Сорокина, если бы не было метелей у Пушкина, Тургенева, Толстого, Куприна, Бунина? Вот в этом смысле «автора» в постмодернизме нет. Об этом и говорил Барт.
Но постмодерн – синтез более широкого охвата, нежели только «текст из текстов». Можно совмещать друг с другом не только тексты. Например, «Светила» Э.Каттон – синтез вестерна и астрологии. А «Код да Винчи» - синтез детектива и апокрифа. Всё дело в том, как устроен синтез. Новое качество (собственно, постмодерн) рождается тогда, когда «составляющие» синтеза ранее считались несовместимыми или антагонистичными друг другу.
Тут я перейду на примере из кино, чтобы было понятнее.
Возьмём сериал «Ходячие мертвецы». Это синтез зомби-апокалипсиса и психологического реализма. Хичкок совместил психологизм и ужас, но трэша с психологизмом ещё никто не совмещал – они противоположны друг другу. Это всё равно, что совместить сотовый телефон и батарею парового отопления. Если говорить более обобщённо, то «Ходячие» - синтез категории низкого (трэш) и категории высокого (психологизм). Для чего это нужно? Для исследования реальности. Дело в том, что жанр зомби-апокалипсиса – это современная утопия, а вовсе не антиутопия (совсем недавно такой утопией был вестерн). Мир зомби-апокалипсиса – это рай для подростков: работать не надо; еды и оружия вдоволь; враги – вроде бы люди, но очень противные, и убивать их легко и приятно, потому что движутся они медленно; ответственности нет; воля-вольная; побеждает не самый сильный, а самый ловкий; и т.д. Погружая в эту утопию зонд психологизма, авторы изучают те поведенческие мотивы, которые никогда не позволят утопии превратиться в реальность. Так устроено это произведение.
Главное в нём – что оно строится на синтезе категорий.
Сейчас я пишу о произведениях мейнстрима, а не о вершинах искусства, потому что в мейнстриме эти идеи становятся технологиями. И мейнстрим всегда реализуется, так сказать, в игровом формате, он «фатической», поскольку существует в обществе потребления (и порождён им).
Современное искусство, основанное на синтезе противоположных категорий, я и называю постмодерном. Ключевые его качества – развитие (а не отрицание) традиции и гуманистическое звучание (а не этический релятивизм). Постмодерн позволяет сохранять всё то, что было в традиции – и авторство, и «классический» замысел, и сюжет, и характеры героев, и просветительскую суть, и вообще всё.
Возьмите для примера «Пятое сердце» Дэна Симмонса. Сюжет: Шерлок Холмс разгадывает международный анархистский заговор. Герои – реальные люди: Генри Джеймс, Марк Твен, Теодор Рузвельт. Главная интрига – желание Холмса понять, реальный он человек или плод вымысла (доктора Ватсона или Конан Дойла). В романе используется и «холмсовский» канон, и картина политической обстановки конца XIX века (миграция населения, распространение социалистических учений, возрастание империализма), и до-фрейдистские теории психолога Уильяма Джеймса о сути человека (что такое «я», что такое «личность»). Историческая фактура в романе – бесподобна. Причём это не мэшап вроде «Авраама Линкольна – охотника на вампиров», а абсолютно традиционное, реалистическое и «психологическое» произведение (вызывающее яркую эмпатию) с прочнейшим детективным сюжетом. И вовсе не абсурдистский «живородящий войлок». Вот вам образец живого постмодерна.
В России же всё по-своему.
В современной российской культуре к синтезу предлагаются советские (иногда – русские) концепты и современные технологии. Советский анекдот умножается на дзен-буддизм. Русская метель умножается на квазижанр «северной повести» (это когда герой борется-борется со смертью, а потом не побеждает, а погибает). А ещё яснее это в кино, когда берётся что-то советское и умножается на современные технологии («Экипаж» - советский сюжет; «Панфиловцы» - советский миф; «Викинг» - советская идеологичность). В общем, современный российский формат – это синтез не категорий, а феноменов. Поэтому я называю его не постмодерном, а постмодернизмом. И постмодернизм не может исследовать жизнь, как врач не может сам себе сделать операцию на сердце.
Так что «Тобол» лежит на одной линии с Симмонсом и Каттон (постмодерн), и это не линия «Метели» и «Чапаева» (постмодернизм). И я не выбирал формата. Заявка на этот формат – ещё в «Сердце пармы». Просто мне нравится писать так, как предполагает моё историческое время, но я не хочу терять ничего хорошего из того, что было придумано прежде.
Уважаемый Павел.
Я пока ещё не знаю мнения издательства по этому вопросу. Но в ближайшее время ждать книгу не стоит.
Алексей Викторович, день добрый!
Огромное спасибо вам за «Тобол»! Действительно, как вы и говорили о целях писателя, вам, на мой взгляд, удалось рассказать интересную историю захватывающе и увлекательно! И хорошо, что она еще не закончена.
Чтобы сильно не отвлекать вас повторяющимися вопросами и не «злить» глупыми выводами о том, что вы хотели сказать, я просмотрел пару месяцев назад вопросы уважаемых читателей и тоже могу сказать вам и им спасибо за столь увлекательную, в некоторых случаях переписку, в которой можно кое что почерпнуть для собственного кругозора. Так вот в том, что прочел из вопросов вам не увидал вопросов которые хочется задать (простите – распирает любопытство), по этому все же осмелюсь задать:
1) Вы ранее ни разу не продлевали своих произведений и ни разу не стремились завершить их «окончательно», возможно давая мозгу читателя развить историю самостоятельно. Отсюда видимо и столь нежелательные, опять же на мой взгляд, ответы на такие вопросы «.. а что дальше с ними стало? Или - … а что они БЫ сделали с собой Если бы…?».
Почему же на примере «Тобола» можно увидеть смену позиции в написании произведения сразу и без продолжений?
2) Очень понравилось как вы описали в «Тоболе» сцену, когда шаман рассказывает о том, что будет с погодой и как далее следует поступать таежному люду, основываясь на сведениях внутренностей разделанного лося. Алексей Викторович, а откуда у вас такие познания? Вернее где вы это почерпнули и где можно почерпнуть мне? Буду очень благодарен, если подскажете сcылки на источники.
3) В ваших трудах не первый раз встречается такого рода информация (это я об умениях местных шаманов). Понятно, что все это и надумано слегка, НО и имеет место быть так как многое нам недоступно и не объяснено, да и не будет. Вы сталкивались с таковыми людьми, с шаманами местных племен? Вас удивляло что-то в этих людях? Они действительно, по вашему мнению и сейчас умеют то, что умели шаманы в те времена, или и у них народ «мельчает» и умения размываются цивилизацией, урбанизацией…?
4) Более года назад, отвечая на мои вопросы, вы сделали мне действительно небольшой подарок в виде того, что рассказали про ТРИ ПАРАДИГМЫ написания произведения. Мне было интересно, как пища для ума, заняться этим в плане изучения для себя понимания мышления такого человека как писатель. Но к глубочайшему моему сожалению, ваш ответ я не скопировал и не сохранил и получилось, что утерял не по собственной оплошности – у вас было несколько сбоев на сервере и информация части вопросов и ответов была утеряна. Могу я вас просить повторить эту интересную методику с примером даже (как вы это удачно для понимания можете)?
С благодарностью в Вам!
Ваш читатель, Вячеслав. г. Краснодар – г. Ростов-на-Дону
Уважаемый Вячеслав.
Буду отвечать по пунктам.
1) "Тобол. Мало избранных" - это не "продолжение" "Тобола. Много званых". Это один цельный роман, разделённый на две книги просто для удобства публикации. Между двумя его книгами нет ни сюжетного, ни временного зазора. Действие развивается непрерывно. Так что моя позиция неприятия сиквелов, приквелов и тому подобного остаётся нерушимой.
2) Гадание по внутренностям животных было распространено едва ли не во всех культурах. Ничего "эксклюзивного" в нём нет. Я не нашёл толкований манси, поэтому использовал толкования древних римлян, заменив римского барана мансийским лосем и скорректировав на климат.
3) С шаманами я не общался, но много раз был свидетелем древних языческих верований, которые бытуют в Югре и сейчас. Современным шаманам я не верю. Шаманы - производная от образа жизни, а не просто бубен и пляски (как казачество обусловлено образом жизни, а не лампасами и шашками). Изменился образ жизни этноса - невозможным стало и настоящее шаманство. О сути шаманства я написал в книге "Дебри". Лучший научный труд о феномене шамана - книга "Вселенная сибирского шамана" (сборник этнографических и культурологических исследований Бернгарда Петри 1910-1920-х годов), Иркутск, издательство областного краеведческого музея, 2014 год.
4) Увы, я уже не помню своих ответов. Сайт мне восстановили, поэтому попробуйте поискать снова.
Алексей Викторович, здравствуйте!
В ожидании второй книги «Тобол», читая Ваши интервью, возник вот какой вопрос.
В своих интервью интерес читателя к исторической прозе Вы объясняете тем, что «современный читатель не воспринимает роман на современном материале как развернутую метафору современности. И писатели, желающие говорить о современности, вынуждены делать это через некий искажающий фильтр: через канон жанра, во многом банальный, через причудливую призму постмодерна — или через историю…».
И тут же Вы говорите, что в «Тоболе» есть «разве что отсылки (к современности), потому что многие проблемы России как были при Петре, так и остались доныне. Я считаю, что нельзя использовать исторический роман как иносказание о современности».
Сначала мне показалось, что тут закралось противоречие, но далее для себя я поняла это так: на историческом фоне Вы показываете «вечные проблемы», являющиеся неотъемлемой частью русской литературной традиции. Верны ли мои рассуждения, или я ошибаюсь?
Если да, то все же: «Тобол» для Вас, прежде всего, – это история про петровскую Сибирь или освещение «вечных проблем» с использованием истории (то есть, прежде всего, Вы хотите рассказать читателю об истории или о современности (тут я имею в виду, конечно, «вечные проблемы», присущие во все времена, а не современное состояние дел в стране))?
Если речь все же идет об истории преобразований Петра в Сибири, то тогда каким образом Ваша историческая проза согласуется с высказыванием о том, что о «современности надо рассказывать через историю»?
Заранее спасибо! С уважением, Ольга.
Уважаемая Ольга.
Спасибо за такой интересный вопрос.
Я не говорил, что о "современности надо рассказывать через историю", я говорил, что о ней рассказывают через историю - а это неправильно: времена не повторяются. В исторических романах, написанных с целью поговорить о современности, либо история искажена, либо современность, либо и то, и другое.
Моим же мотивом для "Тобола" было испытание возможностей постмодерна. Я уже не раз говорил об этом, но повторюсь. Если упрощать, то постмодерн - это синтез всего. Причём сделанный в игровом формате. Петровская эпоха в Тобольске меня привлекла именно своим синтезом: в Тобольске совместились разные эпохи (Ремезов - из средневековья, Табберт - из нового времени), разные фактуры (язычники, степняки, раскольники; артиллеристы, зодчие, грабители гробниц), разные культуры (шведы, китайцы, ханты, джунгары). Здесь постмодерн, заложенный самой историей. А я усилил его сочетанием разных жанров: мистикой, политическим детективом, батальным жанром и т.д. Каждый герой получил свою цель (отдельную от исторического процесса, но мотивированную им) - в этом игровой формат. В итоге оказалось, что постмодерн наследует традиции, а не противоречит ей (как российский постмодернизм). Оказалось, что в формате постмодерна вполне можно рассказывать о реальной истории (лишь бы читатель не воспринимал романные события совсем уж буквально, но для этого я написал книгу "Дебри"). Оказалось, что постмодерн сохраняет гуманистическое начало литературы, и герои живые, они страдают и мечтают по-настоящему. Всё это и побуждало к работе.
