Алексей
Иванов

Новый роман Алексея Иванова «Блуда и МУДО», который не успев выйти в свет, уже был включен в лонг-лист «Национального бестселлера», к удивлению многих, не знакомых с творчеством писателя, оказался не жестким порно, а великолепной, глубокой и очень русской прозой.

Говоря о жанре своей новой книги, Алексей Иванов заметил: «Для критиков, упирающихся лбом в определение жанра моих произведений, как баран в новые ворота, я обозначаю жанр как плутовской порнографический роман. А вообще-то это обычный бытовой роман, современная драма». Автору, конечно, виднее. Но я бы назвала «Блуду и МУДО» поэмой. Странно звучит? А разве определение гоголевских «Мертвых душ» как поэмы не выглядит, на первый взгляд, странно? Но ведь это только на первый…

Вообще-то аналогия с произведениями классика подчеркнуто нарочита. Во-первых, действие романа Иванова происходит в вымышленном городе Ковязин (по словам автора, это провинциальный среднестатистический райцентр с населением в 80 тысяч жителей). У Гоголя, конечно, масштабы были поменьше – так, ведь, и время было другое.

Во-вторых, как в «Ревизоре» интрига закручивается вокруг известия о приезде проверяющего из Петербурга, так в «Блуде» с ужасом узнают о том, что некая группа американцев почему-то пожелала поселиться в детском летнем лагере (и даже оплатила свою затею), который не только давно уже не работает, но и вообще завис между МУДО (Муниципальным управлением дополнительного образования – реально существующая аббревиатура, между прочим) и Управлением ЖД. Кого приняли за ревизора у Гоголя – известно каждому. У Иванова же американцы попросту не появляются (и вообще о них больше никто не слышит). А местечко Троельга, куда в срочном порядке приезжают работники МУДО и немногочисленные дети, превращается, с одной стороны, в «потемкинскую деревню», а с другой, становится маленьким миром, где живут, любят, размышляют, ругаются, рассуждают и чему-то учатся и дети, и взрослые.

В-третьих, главный герой – художник Моржов – выступает в роли Чичикова. Практически на протяжении всего романа он пытается достать (как он сам говорит, «начичить») сертификаты на детей, чтобы оправдать пребывание педагогов в лагере. Ведь, эффективность работы МУДО оценивают по количеству выданных документов, а детей там кот наплакал. Посещает он, при этом, не провинциальных помещиков, а бывших любовниц – женщин, так или иначе, имеющих отношение к системе образования. Потому что герой Иванова – вовсе не гоголевский деловой человек. Он художник, пьяница, бабник, и философ.

Художник Моржов своеобразный. Он не пишет картины, а «закрашивает пластины», интуитивно попадая в стиль хай-тэк (и зарабатывая на этом вполне неплохие деньги), не причисляя себя, при этом, к концептуалам. Отказывается от объема и пишет только поверхности реальных вещей. Ведь объем – размышляет он – «это всегда смысл». А он не хочет смысла – только поверхность: «Глубины не надо. В глубине и больно, и стыдно, и непристойно…» Именно поэтому, «наблюдая жизнь» и зашифровывая окружающее в свои аббревиатуры, Моржов так отчетливо видит плоскостность, клишированность мышления людей (в отличие от объемности и эротичной телесности природы), которое он назвал пиксельным. Кусочек, еще кусочек, мнение, аксиома… Их можно вырвать из контекста, заменить, сделать догмой… Главное, – думать не надо. А пиксельное мышление порождает пиксельные отношения.

Сам Моржов, правда, тоже особенно, вроде, не заморачивается по поводу нравственности, верности и прочих глубоких чувств. Он вожделеет к женщинам, вернее, живет ими, а еще точнее – «Моржов не думал о бабах – он бабами думал обо всем». И внутренняя моржовская интрига «Блуды и МУДО» – это его желание сохранить лагерь и МУДО, чтобы поиметь трех женщин, работающих там. И ему это удается.

Но, несмотря на основополагающую, телесно и духовно важную для Моржова цель и утверждаемую им позицию наблюдателя, герой вовсе на так отстранен от жизни и людей, как ему кажется. И маленький мир Троельги, состоящий из шести взрослых и шести подростков (четверо из которых, так называемые «упыри», постоянно демонстрируют образцы пиксельного мышления, всосанные ими с молоком матери), постепенно становится его своеобразной семьей – «фамильоном», как определяет эту «новую постмодернистскую ячейку общества» друг Моржова – вечно пьяный космический философ Щекин.

А потом Моржов исчезает, просто исчезает, совершив убийство подонка, который погубил проститутку Аленушку – эталонного носителя пиксельного мышления и еще одну составляющую странного моржовского фамильона, от которой ничего, кроме сомнений в своей мужской состоятельности, герой не имел. И мудрый Щекин, воспринимающий своего друга как какого-то удивительного посредника между людьми, решает, что тот ушел, чтобы суметь простить и других, и себя не за зло, а за отсутствие добра. И мечтает Щекин купить снегоход и нарисовать его колеями иероглиф, значение которого непременно должен понять Моржов: «Ты ни перед кем не виноват. Никто не виноват перед тобою. Но без тебя плохо. Просто найдись».

Да, плохо без бабника Моржова и философа Щекина. А найтись… Нашелся такой – настоящий хороший писатель Алексей Иванов.