продюсерский центр
ИЮЛЬ

+7 (912) 58 25 460

1snowball@mail.ru

Instagram

РУСЬ НЕМОСКОВСКАЯ

Восторг, недоумение и раздражение – вот реакция критики на книгу Алексея Иванова. Она существует в двух версиях – полной (авторской?), вышедшей под названием «Чердынь, княгиня гор» в Перми, и краткой пальмировской, названной «Сердце Пармы». Тут стоило бы найти десять отличий, но рецензент полную версию не читал и будет говорить лишь о той книге, которую предлагают массовому читателю.

Дмитрий Быков недавно (по совершенно другому поводу), говоря о книге Иванова, заметил: «Там полно непонятных слов, (...) которые автор, кажется, на девять десятых выдумал».

Замечание характерное – «Парма – Чердынь» всего за пару месяцев сделалась критерием непонятности. Иванова попрекают тем, что он новый язык выдумал «для экзотики».

Оно конечно: «...ворга ушла в сторону, докучали гнус, жара. На полпути лес сменился зыбкой янгой... У павыла их обстреляли, пришлось сойти на берег и сжечь павыл.» Или: «Вот чамья последнего кана Судога, который двести с лишним лет назад разметал монгольские тумены в устье Чусвы, в битве при Чулмандоре, – сказал пам. – Канская тамга на его иттарме...»

Это Иванов так пишет. А вот фрагмент литературной записи преданий коми, опубликованной в 1964 г.: «И разозлился Ош, приказал народу точить топоры и ножи взять покрепче сабли и намазать острые стрелы сильным ядом и повёл народ против врага да на чудского же пама, с реки Кэс пама Юксю... Не сберёг ни Ойпель, ни большой бог. Не сберёг, не остановил ни Кудын-Оша, ни старого Юксю. Встретились возле реки Кэс, как нож и камень: один не может резать, а другой не режется. Ни дня, ни ночи не знают, всё дерутся, земля под ногами дрожит, тайга кряхтит, а кровь ручьём бежит в реку Кэс, красит чистую воду в красный цвет. Три ночи, три дня дрались, все с ног свалились: кто от топора-ножа, кто от острого меча и острого копья, а кто от усталости». Как говорится, почувствуйте разницу.

Забавно, что в полный ступор ввергли критиков финно-угорские лингвистические реалии. Пораженные разными незнакомыми словами и даже сочетаниями букв, критики сели и заплакали. Ах, мало, мало в школе их учили. Данилкин, в отличие от Word даже слова «вогулы» не знает. И как подросток ругается: вы, мол, «долго еще будете страдать от фонетического несварения; по себе вижу, что все эти «ы», «й», «ъ», и «шц» даром не проходят, ими нужно отболеть и выхаркать». Интересно, с каким чувством это читают где-нибудь Кудымкаре, Майкоре, Чермозе, Ныробе и других городах Пермского края?

На самом деле, выдумки у Иванова совсем немного, более того, книга его поражает точностью географических описаний. Похоже, автор немало полазил по пермским лесам и болотам – и если не сам многое повидал, то внимательно читал тех, кто видел.

Места там, особенно поближе к Уральскому хребту, глухие и странные. Кто не верит – почитайте «перевал Дятлова», совершенно реальную историю, дающую сто очков любым «Секретным материалам». Мертвая Парма – также реальное место, возвышенность на юго-востоке республики Коми. Такая же реальная, как Бондюг, Пянтег или Семь Сосен... Вот только сохранились ли там священные рощи? Да и за болотом, где живет огненный ящер Гондыр, угадываются вполне реальные торфяные болота.

Эта приверженность топографии, этнографическим деталям и местным легендам (вся история о Полюде и Ветлане, например) и делает книгу абсолютно достоверной. Вполне достоверна и история присоединения пермских земель. Вся канва изложена еще Соловьевым. Князья, воеводы, епископы – исторические фигуры.

Для почти скандального успеха Иванову и не надо было ничего выдумывать – чтобы шокировать московского обывателя, достаточно было просто изложить на бумаге свои краеведческие и исторические познания да додумать детали. Получилось здорово – атака боевых лосей описана мощно и красиво, причем лосей действительно использовали в бою... Разгром русскими пермского городка – словно дурной сон: «Они медленно поплыли по Уросу, разглядывая дно. Дно было усыпано домашним скарбом. Тускло отблескивали медные котлы. Люди лежали под водой, словно спали на лугу... В одном месте Мичкин увидел отсеченную руку ребенка, в другом женскую голову, в светлых, развевающихся волосах которой играла рыбная мелочь». Что-то такое мы видели у Тарковского...

Говорят, много крови в книге. Так это тоже всего только признак исторической достоверности. Господа, у нас еще сто лет назад существовали телесные наказания. Вы представляете, на что похожа спина после даже нескольких ударов плетью? Тот факт, что цивилизация выстроена на крови, неизменно вызывает культурный шок у всех, кто начинает профессионально заниматься историей. Вполне цивилизованная английская королева Елизавета I с гордостью показывала французскому посланнику Тауэр, все зубцы которого были унизаны трупами повешенных, замечая: «Так-то мы изводим измену»... Что уж говорить о бандах ушкуйников, лесных разбойниках, и воинах, волею судьбы заброшенных на самый край света... Эти славные ребята и несли христианскую цивилизацию в земли язычников. Почти идеальный разбойник-богатырь-земледелец Нифонт, купивший священное для пермяков поле, не останавливается ни перед чем, чтобы вырастить на нем хлеб – ибо в этом видит искупление своих грехов...

Иванов открывает иную, «немосковскую» версию русской истории – и это-то и вызывает неосознанное раздражение у «москвичей» – у тех, кто, пусть ёрничая, живет по принципу «государство – прежде всего». Этот принцип выстроил московскую Русь – каковой до сих пор, по существу, и остается Россия. Нарушить его – подорвать привычную удобную систему отсчета, в которой Москва, московский государь и московская точка зрения – средоточие Вселенной. Россия, однако, меняется. Наверно, не хочет больше оставаться Московией...

Петр Дейниченко

Еженедельник «Книжное обозрение» (Москва)