Алексей
Иванов

Российская реальность, отразившись в зеркале литературы, вызывает оторопь. Ключевые слова современной российской беллетристики – растерянность, сублимация и отторжение. <…>

Прошлое: растерянность

Исторический роман у нас сегодня почти отсутствует как жанр. Во всяком случае такой, в котором история – не декоративный фон, прописанный «доступно для любознательных», как в последних детективах Бориса Акунина, а живая плоть, сращенная со «здесь и сейчас» миллионами кровеносных сосудов, и повод, реконструируя и интерпретируя прошлое, разобраться в настоящем. Удивительно это лишь на первый взгляд: чтобы работать с историческим материалом, устоявшаяся система координат нужна более, чем где-либо. Не имея опор и ориентиров в нынешнем, не сможешь выбрать угол зрения на былое. Россия же так и остается «страной с непредсказуемым прошлым» – в силу зыбкости и неопределенности настоящего.

Исключение – блистательное, но, пожалуй, и единственное, –  два отличных романа пермяка Алексея Иванова: двухлетней давности «Сердце Пармы» и совсем свежее «Золото бунта». Иванову удались вещи, на которые никто больше и не замахивается. В «Сердце Пармы» – уловить медленное и мощное биение пульса собирающейся империи, страны, становящейся страной; трезво и без фальши показать, что собирание это – дело кровавое, грязное, подлое... но безальтернативное. В «Золоте бунта» – небезуспешно попытаться нащупать ту точку, национальную и духовную, в которой скопище жестоких, диковатых, неприятных, в сущности, людей становится вдруг общностью. Народом.

В принципе, Иванову было бы логично оказывать масштабную господдержку: это тот почти уникальный случай, когда по-настоящему качественная литература ненатужно подпадает под параграф «патриотическое воспитание». И наверное, сильно повезло Иванову, что такая господдержка ему едва ли грозит – как в определенном смысле повезло в свое время Высоцкому, что советская власть не разглядела в нем, максималисте и романтике, «своего»... Другое дело – и вот это уже вряд ли можно считать везением, скорее печальным симптомом, – не только официоз, но «общественность», литературная и просто, воспринимает ивановские тексты малоадекватно – как бы не понимая, про что они на самом деле. «Сердце Пармы» вначале квалифицировали едва ли не как фэнтези (по причине наличия в нем пунктирных мистических мотивов), потом демонстративно вычистили аж из лонг-листа «Буккера» – как несовместимое со званием настоящей литературы. «Золото бунта», по всему судя, ждет изрядный коммерческий успех – вплоть до уже запланированного телесериала, но из ниши «авантюрно-исторического боевика» оно едва ли выберется. Попыток пермского автора заставить звучать в сознании читателей почти заглушенный голос крови не замечает, кажется, почти никто.