Алексей
Иванов

Алексей Иванов известен как автор одиннадцати книг, среди которых "Сердце Пармы", "Золото бунта", "Географ глобус пропил", "Ненастье" и другие. Его новый роман "Тобол. Много званых" — первая часть масштабной исторической дилогии, действие которой разворачивается в Сибири петровской эпохи. Книга представляет собой синтез жанров, объединяя политический детектив в декорациях XVIII века, исторический роман и фэнтези. В интервью корреспонденту РИА Новости Валерии Высокосовой автор объяснил, почему "Тобол" можно считать историческим романом, рассказал, сколько вдохновения требуется, чтобы написать большое произведение, а также поделился своим видением современной эпохи.

Как появилась замысел "Тобола" и как долго вы работали над ним?

А.И. Пошел уже третий год, как я занимаюсь этим проектом. Я продолжаю работать над романом и буду работать еще достаточно долго. Пока готов только первый том, второй выйдет в конце лета или начале осени. Этот роман я пишу по собственному сценарию восьмисерийного сериала об истории Сибири. Я выбрал петровские времена, потому что неплохо знаю их. Я написал сценарий, а потом решил, что на этом материале хорошо было бы сделать роман. Из этого родился "Тобол".

Именно поэтому книга имеет подзаголовок "Роман-пеплум"?

А.И. Не совсем. Это отсылка к кинематографичному видению событий.

Пеплум — жанр исторического кино. Я обратила внимание, что "Тобол" разбит на четыре части, каждая из которых делится на небольшие главки. Форма произведения стала такой именно из-за жанра?

А.И. Если бы сценария не было, я все равно писал бы примерно так же. Мое писательское мышление близко к кинематографическому. Я и работаю как сценаристы — по эпизодам. А новый роман, мне кажется, приходит из кинематографа. Его аналогом является формат драматического сериала. Это самый продвинутый вид кинопродукта, который постепенно выходит на первое место. Формат драматического сериала возник в эпоху постмодерна. Такое произведение строится на особых принципах. В первую очередь это синтез нескольких парадигм, которые до эпохи постмодерна были друг другу противопоставлены. Самым известным примером драматического сериала является "Игра престолов": с одной стороны, это фэнтези, с другой — так сказать, исторический натурализм. Фэнтези — полностью выдумка, исторический натурализм опирается на реальность. История и выдумка противоположны друг другу, но в "Игре" они сливаются воедино. Свойство постмодерна — органично соединять противоположные сущности.

Некоторые критики сейчас говорят об умирании романной формы, и ваши слова наталкивают на ту же мысль. Получается, возникает новый роман, а старый уходит в прошлое?

А.И. Критики очень любят что-нибудь хоронить, они этакие могильщики культуры. Ничего не уходит в прошлое, все продолжает существовать, просто одно становится более актуальным, другое — менее. С толстым романом все благополучно, он никуда не делся и даже занимает лидирующие позиции. Посмотрите на книги, которые становятся бестселлерами, — "Гарри Поттер" или та же эпопея Джорджа Мартина. Букеровскую премию получил роман Элеанор Каттон "Светила" — самый толстый роман за всю историю "Букера".

Вы не раз уже упоминали "Игру престолов". Какие еще сериалы вы можете привести в пример?

А.И. Сколько угодно. "Подпольная империя", "Карточный домик", "Винил", "Борджиа", "Силиконовая долина", "Безумцы" или "Ходячие мертвецы". Главный производитель драмсериалов — американский кинематограф, в первую очередь компании HBO и AMC. Есть и другие производители. Я стараюсь отслеживать этот процесс по премии "Эмми": я обязательно смотрю то, что получает "Эмми", для того чтобы учиться у коллег.

Я так понимаю, что "Тобол" мы тоже скоро увидим на экранах?

А.И. К сожалению, еще не скоро. Съемки только начнутся в марте, сниматься он будет долго, работа над ним закончится в 2018 году, а покажут его в 2019 году. Интерес пока что проявил Первый канал.

Какова будет продолжительность сериала?

А.И. Восемь серий. Помимо этого, будет полнометражный фильм, который пойдет в широком прокате.

А кто исполнит главную роль? И можно ли вообще говорить о наличии главного героя в романе "Тобол"?

А.И. Я думаю, правильнее сказать, что главного героя нет, но есть персонажи, вокруг которых все завязывается. В сериале будет точно так же. Насколько я знаю, роль Семена Ремезова будет исполнять Дмитрий Назаров, роль его сына — Павел Табаков, роль Петра I — Дмитрий Дюжев, роль митрополита Филофея — Александр Михайлов, роль князя Гагарина, губернатора Сибири, — Виктор Раков.

Какова доля вашего участия? Вы будете каким-то образом руководить процессом?

А.И. К сожалению, работа над фильмом складывается пока не очень благополучно. В зарубежной индустрии режиссер и сценарист выполняют каждый свою часть работы, потому что специалист в драматургии — сценарист, а режиссер отвечает в первую очередь за картинку. В России же режиссер вмешивается в сюжет, а его мотивация проста: зритель глуп, ему нужны шаблонные ходы, банальные развязки, клишированные герои. Моя задача отстоять сценарий в формате драмсериала, а не очередной исторической залипухи.

Вы полагаете, что сейчас российские сериалы далеки от такого уровня?

А.И. Далеки, но прорывы есть. Но эти прорывы обусловлены выдающимися способностями одного человека, а не тем, что выстроена индустрия.

Какие сериалы вы считаете прорывом?

А.И. В первую очередь "Оттепель" Валерия Тодоровского. Тодоровский — и автор идеи, и режиссер, и сопродюсер, и соавтор сценария. То есть сам себе шоураннер.

Захотите ли вы вернуться после двух частей "Тобола" к третьей?

А.И. Нет, я точно не захочу. Во-первых, потому что я поубиваю половину героев и мне не с кем будет продолжать эту историю. Во-вторых, потому что мне интересно разнообразие, а за три года работы я устану и от героев, и от темы.

В жанре пеплума не ставится задача достоверного воссоздания событий. Какими источниками пользовались вы и какова доля достоверности в вашем произведении?

А.И.  Пеплум — просто красивое определение. Я стремлюсь к исторической достоверности настолько, насколько это возможно. Суть исторического жанра в том, что герои мотивированы историческим процессом. Возьмем "Трех мушкетеров": Д'Артаньян и мушкетеры мотивированы не войной католиков с гугенотами, а честью, дружбой, местью, любовью. Это роман, построенный на историческом материале, но историческим он не является. В моем случае герои мотивированы историей.
В "Тоболе" есть небольшие отклонения от фактов, но это сделано исключительно в интересах драматургической выразительности. Например, в романе митрополит Филофей узнает о смерти другого священника в миссионерской поездке к инородцам. В реальности он узнал об этом во время паломничества в Киево-Печерскую лавру. Но и в том и в другом случае известие приходит как мистическое видение. Для сюжета не имеет значения, где это произошло, главное — как. Поэтому "Тобол" остается вполне историческим романом. Но он сделан в жанре магического реализма. Магический реализм — не когда автор придумывает чудеса для забавы читателям, а когда чудеса порождены культурной средой эпохи. Используя их, я показываю, каким видели мир люди того времени. Язычники видели на капищах своих богов и демонов, и таежное колдовство было для них такой же обыденностью, как ловля рыбы или охота. А христианин видел знамения и чудотворство святых. Например, существует Житие митрополита Филофея (а он канонизирован), в котором рассказывается о чудесах, происходивших во время его миссионерских поездок. Я рассказываю те же истории, но превращаю Житие в нечто вроде фэнтези. С одной стороны, мистика, с другой стороны — опора на факт и документ. Такое непротиворечивое сочетание вымысла и реальности — суть магического реализма.

Вы пишете документальные книги в довольно большом количестве, а также романы, сочетающие историю и выдумку. Не возникало ли у вас идеи написать учебник истории?

А.И. У меня никогда не было амбиций написать учебник истории, но я уже написал несколько научно-популярных книг об истории, в том числе, возвращаясь к "Тоболу", у меня выйдет нон-фикшн книга "Дебри". Это история российской государственности в Сибири от Ермака до Петра так, как было на самом деле.

Сейчас часто говорят о фальсификации истории, о тех же 28 панфиловцах. Что вы думаете об этом? Почему именно сейчас все так заинтересовались этими событиями?

А.И. Нужно различать фальсификацию, мифологизацию и художественное отображение, которые присутствуют в произведениях искусства. В истории существуют легенды, мифы, политические формулы, и это нормально. Те же самые 28 героев-панфиловцев превратились в миф. Не надо бороться с мифами, главное, чтобы люди понимали, где реальная история, а где исторический миф. Если этот миф на пользу нации — пускай он будет. Но зачастую в истории власть ищет легитимность того положения вещей, которые сложились ныне. То есть берется какая-то нынешняя идеология и опускается в далекое прошлое. Такого нельзя допускать.

Два ваших последних романа "Ненастье" и "Тобол" являются абсолютно разными по восприятию. "Ненастье" — пронзительная книга, временами совершенно беспощадная к читателю. "Тобол" — не проще, он тоже временами жесток, но при этом в нем есть доля юмора. Как у одного писателя могли получиться два столь разных произведения?

А.И. Я не вижу здесь никакой сложности. Просто я трезво и здраво понимаю, что хочу написать. Когда я писал "Ненастье", я понимал, что хочу написать реализм на грани натурализма, образцовый классический русский роман, ни в коем случае не постмодернистский. Когда же я начинал писать "Тобол", я понимал, что хочу написать исторический роман, причем игрового характера. Игровой — не значит игривый, веселенький. Это просто другая подача материала. Например, в классической традиции герои иллюстрируют собой социальную среду. Описан, скажем, крестьянин — так его непременно угнетают на барщине, а помещик отнял невесту. Но положение крестьянина можно описать и в жанровом ключе. Скажем, крестьянин находит клад. Суть жизни крестьянина не меняется, но история сразу становится интерактивной. Герой не иллюстрирует социальную среду, а обыгрывает ее благодаря сюжетной интриге. И в "Тоболе" все герои что-то делают: губернатор сговаривается с китайцами на несанкционированную войну, торговец-бухарец прокладывает трафик для незаконного сбыта пушнины, фанатик-раскольник планирует устроить массовое самосожжение, пленный швед тайком составляет карту Иртыша, беглая девчонка из инородцев охотится на медведя-людоеда и так далее. Игровой характер романа в сочетании с магическим реализмом — то, чего еще не было в историческом жанре.

 В одном из интервью вы говорили, что уже не юноша, чтобы поддаваться капризам муз. Вы профессионал, который садится и пишет без всяких отговорок. За точность цитаты не ручаюсь, но смысл был именно таким. Неужели вы не переживаете момент вдохновения?

А.И. Когда на встречах с читателями я начинаю говорить, что вдохновение не важно, я вижу разочарование. Но я говорю с точки зрения профессионального писателя, который написал уже кучу романов. Я знаю, как устроена эта работа. А представления о вдохновении, которыми руководствуются писатели, — наивный миф. Стихи можно писать по вдохновению, а роман — огромный труд, и вдохновения на него просто физически не хватит. Представьте себе хирурга, который будет удалять пациенту аппендицит только по вдохновению. Это непрофессионально. Когда ты придумываешь роман, разумеется, вдохновение нужно.
Когда начинаешь писать, реализовывать то, что придумал, вдохновения уже не требуется. Но придумывание занимает десятую часть всего объема времени, а остальное — спокойная работа с трезвой головой.

 Как вы считаете, можно ли сразу стать писателем или к этому можно только прийти?

А.И. Если ты писатель прирожденный, то вопроса, как стать писателем, просто не возникает. Как, как? Сел да пишешь. А навыки ремесла приходят с опытом. Главное в том, как устроена твоя личность. Мне кажется, что писатель — тот, кто видит мир как текст, как историю, которую можно рассказать. Например, если вы прирожденный фотограф, то вы видите мир как интересный кадр, если журналист — то как новость, которую вы тотчас же можете обрушить на головы публики. Или если вы вор, то видите мир как чужой карман: что можно спереть?

Вы видите мир как текст?

А.И. Да. Я всегда хотел стать писателем. Мне казалось, что это самая романтичная и увлекательная профессия на свете. Недавно я обнаружил у себя школьную тетрадку. На ней было написано "Алеша Иванов, 6 лет. "Три Робинзона. Роман", и дальше три странички, исписанные детским почерком. То есть я уже в шесть лет собирался писать роман.

Ваши романы всегда хорошо подходят для экранизации. Как режиссер вы этот мир не видите?l

А.И. Эта профессия мне совсем неинтересна. Меня много раз приглашали на съемки, я ездил по мере необходимости, но это не мое. Написать сценарий, поговорить о нем — это увлекает. А выстраивать кадр, разрабатывать мизансцену, объяснять актерам — не мое.
Кинематографичность моих текстов объясняется двумя причинами. Во-первых, я пишу в русле классической русской традиции, а это всегда сюжетное произведение. Я люблю сюжет, взвешенную, ясную драматургию всего действия. Во-вторых, я искусствовед по образованию, а это тот, кто словами может описать картинку.

Правильно я понимаю, что "Ненастье" тоже станет сериалом?

А.И. Да, снимать его будет Сергей Урсуляк, производитель — канал "Россия 1"

Как вы относитесь к литературным премиям?

А.И. Мое участие в этих процессах оказалось каким-то странным. "Географ глобус пропил", "Сердце Пармы", "Золото бунта" были номинированы на все премии большой тройки, но их проигнорировали. После этого я понял, что премии получают либо участники литературной тусовки, либо те, кто лоялен к тусовке, либо фигуры компромисса. В тусовках я не участвую, тусовочность мне противна и фигурой компромисса я не являюсь. Поэтому на десять лет я ушел из премиального процесса.

Почему решили вернуться?

А.И. Недавно я перешел в издательство "АСТ", и меня убедили вернуться в премии. Но оказалось, что ситуация не изменилась и мне по-прежнему нет места. Возвращение было ошибкой, которую я больше не повторю.

Что вы читаете в свободное время?

А.И. Чаще всего я читаю нон-фикшн, преимущественно переводной. Изредка романы, тоже переводные, чтобы смотреть, как развивается словесность за рубежом, потому что тренды задаются там и мне хочется быть в курсе.

В нашей литературе тренд на историю. Почему так происходит?

А.И. Я думаю, что дело тут не в интересе к истории и даже не в идеологии. Сейчас реалистический роман о современности не работает. Эпоха фейсбука очень изменила восприятие художественного текста. Роман сейчас понимается как пост о проблемах конкретного человека, а не как художественное высказывание.
Вот представьте, сейчас выходит роман о том, как враждовали две семьи, а их дети полюбили друг друга. Чтобы решить проблему, им пришлось неудачно инсценировать самоубийство и потом покончить с собой. Как этот сюжет воспримут сейчас? Фейсбук накидает огромное количество историй про чьих-то знакомых в такой же ситуации и решениях, которые они выбрали. Появятся сотни комментариев с советами, что надо было сделать Ромео и Джульетте. Многие начнут глумиться над их наивностью и бездарностью автора, который их породил. И произведение не состоится в культуре. Когда-то Достоевский писал свои романы по хроникам судебных заседаний, а теперь романы воспринимаются читателями как судебные хроники. Так устроена нынешняя коммуникация. Людям кажется, что реальность и художественная реальность соотносятся друг с другом как онлайн и офлайн. А это неверно. И потому о современности можно говорить лишь через призму постмодернизма, жанровой литературы или истории.

Вы думали о том, что будете писать после "Тобола"?

А.И. Жизнь непредсказуема, все может получиться не так, как задумано. Но мне нравится тема речного флота, и я бы написал роман о сражениях бронепароходов во время Гражданской войны.