Алексей
Иванов

Автор «Тобола» об отличии Тюмени от всей России, мифе о челябинском мужике, политике Югры

Уральцы с нетерпением ждали 1 февраля, даты выхода второй части романа Алексея Иванова, «Тобол. Мало избранных». Для жителей Тюмени и Тобольска историческая сага является библией их идентичности: действие «Тобола» происходит в местах, многим знакомых с детства. За несколько часов до старта продаж книги пермяк Алексей Иванов дал первое эксклюзивное интервью «URA.RU». Он приоткрыл тайну будущего героев романа, рассказал о том, что случилось на съемочной площадке одноименного сериала, и порасссуждал об отличиях Тюмени от другой России, челябинском характере и политике властей Югры.

Когда была поставлена последняя точка второй части романа «Тобол»? Не испытали ли вы сожаления от того, что эта дорога пройдена и осталась позади? Или, возможно, это было облегчение от того, что такой глобальный труд наконец окончен?

А.И. Роман я дописал в ноябре прошлого года. Было, конечно, и сожаление от того, что расстаюсь с людьми, которые стали практически родными, но была и радость, так как в мире много всего интересного и теперь оно стало, так сказать, доступным.

Какую задачу вы ставили себе, когда задумывали этот роман? Насколько удалось ее решить?

А.И. Романы не пишутся как решение задачи. Роман — это мир. Это твоя другая жизнь. Какую цель человек преследует своей жизнью? Прожить интересно, сполна. Вот и роман пишется, чтобы сполна ощутить свою новую жизнь, испытать все её возможности.

Существует ли в действительности такая штука, как «сибирский характер»? Какой он, на ваш взгляд?

А.И. Не существует ни «сибирского» характера, ни «уральского», ни какого-то ещё. Челябинские мужчины суровы только в демотиваторах. Академик Лихачёв по этому поводу говорил, что национальное (в данном случае — региональное) — это не качество, а оттенки. И есть «сибирский» оттенок, как есть «уральский» или какой-либо ещё. В историческом прошлом это предприимчивость.

Ранее в интервью вы говорили, что Петр начал строить полицейское государство. Насколько актуален сегодня этот роман? Те же цели двигают людьми, те же причины воровства и коррупции? Или что-то изменилось?

А.И. Времена не повторяются, и я не пишу исторических романов, чтобы одной эпохой проиллюстрировать другую. Это архаичная литературная практика. Но вы правы в том, что цели и причины человеческих поступков остаются неизменными. В неизменности человеческой природы заключена вневременная мораль литературы. Если угодно, её можно назвать актуальностью.

Встречали ли вы в Тобольске или Тюмени людей, похожих на персонажей вашего романа — по характеру, по складу ума?

А.И. Встречал. Но я не хочу их называть, потому что они обидятся.

Ранее вы назвали отношения Ремезова и Гагарина поединком поэта и царя и сказали, что кульминация этих отношений приходится на вторую часть романа. Приоткройте тайну — что увидят читатели?

А.И. Спор поэта и царя не спор о том, в каком отношении к власти должна находиться культура — в положении критика или в положении воспевателя. Это спор о путях развития общества. В разные эпохи поэты и цари менялись местами.
Например, упрощённо говоря, Ленин был модернистом, а Есенин — традиционалистом; Брежнев и Бродский — наоборот. В романе губернатор Гагарин модернизирует Сибирь по европейскому образцу, сейчас бы мы сказали — «по глобалистскому сценарию».
А зодчий Ремезов настаивает на модернизации, учитывающей особенности региона; сейчас бы мы сказали «по идентичности». Они оба — за прогресс, но проблема заключается в жизнеспособности новшеств. В романе это выражается в желании героев довести до конца задуманное дело: губернатор хочет сохранить китайские караваны, зодчий хочет спасти из плена русского офицера. Победит тот, чьё дело будет доделано.

 Роман вы начали писать после того, как написали сценарий. Что привнесла в книгу такая схема работы? Мог ли читатель увидеть какой-то другой «Тобол», если бы не было сценария?

А.И. Эта схема всего лишь упростила мне работу над сюжетом. Если бы не было сценария, роман я написал бы точно таким же, разве что издал бы его на полгода раньше, поскольку полгода были убиты на бесполезное общение с режиссёром.

Расскажите, пожалуйста, что произошло во время съемок сериала, из-за чего вы попросили убрать ваше имя из титров? Видели ли вы уже какой-то материал из сериала, не изменилось ли ваше решение?

А.И. Никакого материала я не видел и фильм посмотрю вместе со всеми зрителями, а не отдельно и заранее. А режиссёр просто заново придумал сюжет, обрушив и правду характеров, и правду истории. Я не имею ничего против изменения сюжета и даже упрощения исторических фактов: кино есть кино и оно диктует свои законы.
Вопрос в том, насколько оправдано режиссёрское вторжение в сценарий. Если история превращается в анекдот, персонажи становятся ходячими штампами, а логика сюжета испаряется, значит, режиссёр не силён в драматургии и его вторжение было ошибкой. В общем, дело не в самом факте нарушения авторства, а в итоговом продукте.
К нелепости режиссёрского сценария «Тобола» я уже не имею отношения. Поэтому и снял своё имя с титров.

В одном из интервью на вопрос о том, почему Сибирь не породила в России школу приключенческого вестерна, вы сказали, что Россия не знает себя и не желает знать, что никому не нужны романы о жизни периферии страны, поскольку это не центр, а не Москва. Можно ли переломить эту ситуацию? Может ли «Тобол» стать такой точкой отсчета для нового российского приключенческого романа?

А.И. Увы, не может. Американский вестерн родился не из уважения к подвигам покорителей фронтира. Освоенный фронтир стал полноценной и полноправной частью страны, и лишь после этого родился вестерн — легенда о начальных временах, национальный эпос. Пока российские регионы не станут полноценной и полноправной частью страны, литература (и кино) о них будут проходить по разряду экзотики, а не национального эпоса.

Тюменская общественница Ирина Ульянова, ведущая в «Телеграме» блог о литературе, передала писателю через «URA.RU» вопросы от его читателей:

Повесил бы сам писатель Гагарина [князя, воеводу, построившего кремль в Тобольске и казненного за лихоимство] или нет? Насколько тяжки его преступления? Что перевешивает — заслуги князя или его преступления?

А.И. Преступления Гагарина, конечно, велики, особенно это ясно из второго тома, но велики и достоинства Гагарина. Парадоксальным образом такие преступники, как Гагарин, и есть воплощение того, что Пётр желал видеть в своих сподвижниках.
Их преступления — оборотная сторона пользы. Лично я отправил бы Гагарина обратно в Сибирь губернатором.

Насколько, на ваш взгляд, уникальна фигура Ремезова для российской истории? Или такие умельцы не редкость в масштабах всей России?

А.И. Нет, такие умельцы — большая редкость. Ремезов был из того же разряда, что и Ломоносов, Кулибин, Ползунов. Просто Ремезов работал не в области науки и техники, он был гуманитарий. В таких людях, безусловно, воплощается созидательных дух нации, но они уникумы. И мы знаем, как к ним относится наше государство.

Одна из главных героинь использует любовную магию. Это фантазия писателя или вы изучали этот вопрос и у остяков действительно было такое?

А.И. Это фантазия автора, но она основана на реальных языческих практиках хантов и манси. Особенность мистической линии романа в том, что вся мистика — это реконструкция мышления представителей совершенно реального народа.

Помогает ли наш материал лучше понять закономерности развития русской истории?

А.И. Конечно, помогает. Вот пример.
Мы неустанно восхваляем богатства Сибири, но эти богатства имеют и оборотную сторону: они позволяют не модернизировать страну.
При Петре они позволяли не трогать крепостное право, а сейчас позволяют не проводить экономические реформы.

Не считаете ли вы, что отношение Российской империи к коренным народам Севера в 18-19 веках чем-то похоже на отношения эмигрантов в Америке к индейцам, британских покорителей Австралии и Новой Зеландии — к коренному населению? И если да, то было ли покаяние и было ли оно достаточным?

А.И. Нет. В Сибири ситуация была несколько иная. Дело в том, что тем же американцам от индейцев ничего не было нужно. Что индейцы могли дать американцам? Пушнину? Американцы и сами могли её добыть, к тому же пушнина не играла особенной роли в экономике Америки. А в экономике России играла она огромную роль. И добывать пушнину было труднее.
Инородцы Сибири приспособились к добыче пушнины, и русским проще было просто покупать её по дешёвке, а самим вести привычный образ жизни и заниматься более выгодным земледелием.
Поэтому русские не истребляли инородцев и не вмешивались в их образ жизни. Добрососедство русских объясняется экономикой, а не высокими моральными качествами. Хотя каяться русским есть в чём. И это покаяние можно увидеть воочию в реалиях политики властей в Югре.

Что, по вашему мнению, подвигло Гагарина на неблаговидные поступки?

А.И. Гагарина влекла не корысть, и я об этом сказал уже в первом томе. Выгода была только материальным эквивалентом. Гагарина увлекала дерзость деяний: почему бы не попытаться сделать, если есть возможность? Гагарин — пассионарий. На вопрос, зачем людям надо попасть на полюса, Амундсен ответил: «Потому что они существуют». Это и есть та самая дерзость, которая делает человеческую природу прекрасной.

В первой части романа общий настрой — довольно мрачный, беспросветный. Вы действительно так видите Сибирь и сибиряков?

А.И. Я не вижу никакой мрачности и беспросветности. Конечно, раскольникам было плохо, но ведь они, так сказать, зэки. Инородцам тоже было трудно, но им было трудно и без русских: климат суровый. Думаю, в Сибири людям было не хуже, чем в России. Иначе сюда и не бежало бы столько народа.