пролог
ГОРОД NON FICTION
Казалось бы, чего уж проще – нарисовать свой город? Но почему-то никто не рисовал город Екатеринбург в его «начале славных дел».
Может, он был каким-то невыразительным? Нет, всё как раз ровно наоборот! Первый промышленный город мирового градостроения, на заре своей истории он обладал самым мощным заводом человеческой цивилизации. Какова дерзость, мин херц: возвести такую махину за тысячи вёрст от этой самой цивилизации! Хмурые цеха, чудовищные колёсные молоты и плавильные печи высились внутри крепости с куртинами и бастионами, потому что вокруг на каторжных горах – буреломная тайга, кишащая лиходеями, кочевниками и нечистью. И каков образ, господа: этот Екатеринбургский завод – воистину дымящийся от напряжения атлант, который на плечах плотины удерживает не купол небес, а простор рукотворного моря!
Екатеринбург был основан в 1722 году, когда городской пейзаж как жанр уже давно развился в творчестве «малых голландцев», изображавших ратуши и рынки, площади и каналы своих ухоженных городов. И набирал сил новый жанр – ведута: детальная и обширная городская панорама. Но в России ведута осталась в первую очередь услаждением столиц. На «прошпектах» Петербурга и на улочках Москвы «снимали виды» вдумчивые академики Михаил Махаев, Джакомо Кваренги и Фёдор Алексеев. До Урала, разумеется, никто не добрался.
До заводского Урала добирались художники малоизвестные, а потому охотно пускающиеся в путешествия и прочие авантюры: рисунки очевидца могли сделать художнику имя. Таким очевидцем был французский ведутист кавалер де Леспинас (то ли Шарль, то ли Луи Николя). В 1760-х годах с его рисунка гравировал Екатеринбург сам Михаил Махаев, он работал при Академии наук в ландкартной мастерской и готовил к атласам России иллюстрации с видами городов. Эта литография хранится в Государственном музее архитектуры имени А.Щусева.
Самой значительной ведутой Екатеринбурга оказалась акварель художника В.Петрова, сделанная в 1789 году. Легко определить, что Петров стоял примерно на месте дома Севастьянова: мы видим многолюдную Плотинку, крыши и трубы завода, выстроенное на «голландский манер» здание горнозаводского правления, Богоявленский собор, лодки на пруду. На переднем плане не просто стаффажные фигурки, а целый бытовой сюжетец с каретой, у которой отвалилось колесо. Эта акварель хранится в Государственном историческом музее.
Впрочем, ведута – жанр довольно условный и не всегда репрезентативный для города: человек воспринимает среду иначе, нежели предполагают каноны жанра. Неловкие и громоздкие ведуты более-менее умело и точно скороговоркой перечисляют объекты городской застройки, но не создают образа города.
В бурном XVIII веке Уралу и Екатеринбургу вообще было не до художества. Заводчики запруживали реки и строили заводы, царские фавориты боролись с горными начальниками, заводские батальоны давили дикие крестьянские мятежи, рудознатцы рыли по урманам железо, золото и самоцветы, полевые батареи бомбардировали полчища вечно бунтующих башкир, заводские гении сооружали в цехах причудливые деревянные машины с водобойными колёсами. Екатеринбург, столицу Урала, куда чаще, чем на ведутах, изображали на картах и планах. Под хитроумными схемами стояли подписи маркшейдеров, канцеляристов и землемеров. Для пассионарного XVIII века «главным из искусств» был чертёж.
«У городов, как у людей, свои физиономии с определённым выражением», - отметил Дмитрий Мамин-Сибиряк в очерке «Город Екатеринбург». И Екатеринбург начала XIX века, безусловно, обладал «определённым выражением». Талантами и трудами зодчего Михаила Малахова город был мощно оркестрован классицизмом. В эпоху «военно-заводского режима» казённые города-заводы вообще расцвели. Например, Ижевск при инженере Дерябине обрёл изящный «итальянский» облик, а Златоуст при инженере Аносове стал рационально «немецким». Екатеринбург же сделался столично-дворцовым, как Петербург. И всё равно его не рисовали.
Златоуст изображали местные художники и гравёры братья Иван и Василий Бояршиновы. Рудники и заводы Тагила писали демидовские художники династии Худояровых – Павел и Василий, а Исаак Худояров железную крышку своего сундука украсил знаменитым «Гуляньем на Лисьей горе». Панорамы демидовских заводов создавал академик Павел Веденецкий. Строгановские вотчины с церквями и парусными лодками рисовали крепостные живописцы Усолья и села Ильинское.
А Екатеринбург был запечатлён лишь на гравюрах французских художников Вилленева, Бишбуа и Адама. Эти мсье в 1828 году сопровождали академика Адольфа Купфера в научном вояже по «l’Oural», и в 1833 году во Франции вышла книга Купфера с отчётом о поездке, с атласом и множеством иллюстраций. Однако творчество путешественников было сковано всё теми же принципами ведуты, и Екатеринбург опять получил не портрет, а парсуну.
Впервые перо реалиста обозначило контуры Екатеринбурга в 1837 году. По Уралу проехали тарантасы экспедиции цесаревича Александра, а наследника сопровождал воспитатель – поэт Василий Жуковский. Жуковский был отличным рисовальщиком, и он бегло набросал несколько эскизов Екатеринбурга. Но, конечно, эти частные этюды ничего не изменили в художественной судьбе города.
Что мешало Екатеринбургу обрести свой портрет? Промышленники и горные офицеры вполне сформировали заказ. Художественные силы тоже имелись весьма основательные: в городе сложилась архитектурная школа Малахова, под эгидой Академии художеств работала Гранильная фабрика. В конце концов, во всех горнозаводских школах учили чертёжному ремеслу, так что с покровительством муз у Екатеринбурга было всё в порядке. В чём тогда причина отсутствия портрета? В торжестве большого имперского стиля. Большой стиль не позволял индивидуальности города выйти из пределов государственного пафоса.
Большой стиль закончился с падением крепостного права. Тогда же рухнуло полновластье горных командиров, к банкротству скатилась Гранильная фабрика, лишённая внимания Двора. Сменив аристократию, в лидеры выходили буржуазия и техническая интеллигенция. Пришла эпоха самореализации, индивидуальности и предприимчивости – время портретов и региональных идентичностей.
Следовало ожидать всплеск интереса к городу и к своим, а не имперским делам. В 1862 году директором Уральского горного училища стал краевед Наркиз Чупин, основатель «ураловедения». В 1870 году молодой учитель Онисим Клер учредил в Екатеринбурге УОЛЕ, Уральское общество любителей естествознания, – самое крупное и компетентное научно-краеведческое объединение России. В 1887 году УОЛЕ провело грандиозную Сибирско-Уральскую научно-промышленную выставку. Урал поразил Россию мощью и своеобразием. Екатеринбург прогремел.
В 1888 году писатель Дмитрий Мамин-Сибиряк опубликовал большой очерк «Город Екатеринбург», целую повесть: точную, красочную и динамичную историю города от Татищева до Урало-Сибирской выставки. С этого очерка Екатеринбург начался в литературе. Но в живописи он всё равно отсутствовал.
Живописец Алексей Корзухин, уроженец Уктуса, был в числе тех художников, которые в 1863 году подняли бунт против Академии за реализм в искусстве. Но Корзухин отдалился от Урала. Родоначальником пейзажного жанра на Урале стал художник Пётр Верещагин, который в начале 1880-х годов «отрисовал» чуть ли не всю реку Чусовую, но городской пейзаж Верещагина не увлекал. В те же годы в Екатеринбурге открыл ателье фотограф Вениамин Метенков: он будет неутомимо снимать, снимать и снимать виды города. Однако рукотворный портрет города, который дышал бы волнением мастера, так и не появился. Почему?
Парадоксально: теперь причиной стал уже сам город, который обрёл своё лицо. Екатеринбург – столица заводов, промышленный полис с промышленным мировоззрением. Он на все вещи глядит прагматично, с деловым прищуром. Для позитивизма и рационализма индустриального мышления функция города и есть образ города. Дворник похож на дворника, а трамвай – на трамвай, как же иначе? Поэтому образ города – его технические характеристики, его инвентаризация. А описанием параметров города занимаются как раз учёные УОЛЕ или фотографы.
Переломить ситуацию сумел лишь ХХ век, лишь стиль модерн, который тихо и вежливо объяснил, что буржуазность подразумевает не только экономическую, но и символическую капитализацию личности. А символическая капитализация – это создание и присвоение образов. Это портреты, а не чертежи и не фотографии, не хроники и не статистические таблицы. Если город живой и современный, то его обязательно будут рисовать художники, которые в нём живут и любят его.
Художники и создают образы городов, ибо не может быть «невыдуманного», рассудочного полиса non fiction – города без мифа, без жизни, без души. И в 1902 году в Екатеринбурге открылась художественно-промышленная школа.
И рисование началось.
