Алексей
Иванов

Это самый настоящий русский роман. Не только в прямом смысле этих слов, но и в более широком – том, в котором именуют эти книги иностранцы. Как торговая марка, если угодно.

Объёмная книга, увлекательная, нагруженная деталями быта, как протокол обыска у Глеба Жеглова и, главное, беспощадно и беспардонно, заправски и деловито повествующая о морали, боге, долге, любви, смерти, преступлениях и смысле жизни – как о должном. Настоящий русский роман берёт на себя этот крест как само собой разумеющееся. Мол, иначе зачем вообще писать?

Это именно такая книга.

Главный герой личность не менее неоднозначная и вызывающая, чем Раскольников. Свои сомнения, вопросы – самого абстрактного плана – он несёт гордо, как хоругви, превращает в поступки, и мучается ими и живёт ими, и питается. Надорванностью состояния главного героя питается и текст.

Но упаси вас подумать, что текст патетичен, пафосен или хоть капельку дидактичен. Вы не поверите, но дело обстоит с точностью до наоборот: книжка бесшабашенная, залихватская и очень, очень, очень интересная. Полагаю, значительная часть читателей вообще воспринимает это как комедийно-приключенческую книжку. На каком-то уровне – так и есть. Она смешная: герои сыплют шуточками, стишками, анекдотами, каждая вторая сцена – словно из комедии положений, – каких-нибудь «Друзей». Плюс – беспробудное пьянство центрального персонажа – географа, масса мелких деталей из 90-х и Советского Союза, роскошнейшие описания природы (редко попадается книга, где их вообще можно читать – это одна из них), выпуклейшие характеры даже второстепенных персонажей...

...И яркий, великолепный, мастерский язык. Читать это можно хотя бы затем, чтобы понять насколько вообще красочной и живой может быть литература. Если вы когда-нибудь откладывали книгу и говорили себе: «Будто бы сам там побывал», если вы когда-нибудь чуть ли не силком заставляли читать это друзей и знакомых, если хотите прочитать что-нибудь ещё такое – то вот вам. Иванов.

Когда мои восторги утихли, я крепко задумался: ну как вообще пишутся такие книги? То есть, был ли у текста какой-то план, брались ли какие-то детские воспоминания, а если и брались, то как-то ж их надо было переварить, преобразовать, всунуть ту самую БОЛЬШУЮ ИДЕЮ, ради которой всё писалось? Ну и как это можно было сделать таким реалистичным? Разыграть большую трагедию в средней пермской школе? Неожиданно (когда я полез выяснять в Сеть – кто таков вообще Алексей Иванов и чем он знаменит), выяснилось, что начинал автор с фантастических книг, но, по собственному определению, «перерос» его. (Хотя, к слову, фантастика и мистика в его других, поздних, книгах вполне себе присутствуют). Мне подумалось, что и этот роман мог быть «собран» по обычной для тружеников фантастического цеха схеме: берётся «фантдопущение», применяется к обычном миру, и вокруг этого и строится история. Ну, например, берём человека, у которого вырос орган, позволяющий видеть звук (Леонид Каганов), или, скажем, священник попадает на планету, на которой добывают эликсир жизни (Олег Дивов), или, допустим, люди выживают на планете, где жизнь человека длится всего семь дней (Рэй Брэдбери). Так, при условии, что речь идёт всё-таки о людях, а не о сверхгравитации, получается хороший фантастический текст.

Этот роман, я уверен, сознательно или нет, был сработан по похожей схеме: в центре повествования пермский обыватель, который решил стать (это можно отыскать в тексте дословно) «современным святым». То есть, он решил, что не станет ни для кого залогом счастья, и никто не будет залогом его счастья. Собственно, это «допущение» взрывает самые банальные ситуации: работу главгероя в школе, поход с учениками, пьянки, любовные треугольники и тому подобное. Задуманное у географа Служкина (так зовут нашего подопытного) то получается, то нет. С учётом того, что для выбранной цели приходится резать по живому, изворачиваться и идти на конфликт, то, конечно, интересного в тексте возникает немало.

Что интересно, я не нашёл в книге объяснения такой позиции героя: что вообще толкнуло его на такое? Раскольникова, понятно, нужда. А Служкина? Пространный экскурс в детство героя, если честно, даёт подсказки, но не даёт устойчивой опоры. Это не слишком напрягает – в конце концов мало ли необычных людей, но в истинно фантастическом тексте (или, точнее, таком который не претендует на «реалистичность» и не стесняется вымысла), такое бы читатель не простил.

Так или иначе, «Географ глобус пропил» – это великий русский роман. Без шуток. Книга предельно мощная, ЧЕСТНАЯ – отчего и сладостно, и мучительно. Как и Джон Фаулз, Иванов не стесняется отхлестать читателя по лицу. За что мы их и ценим.