Алексей
Иванов

Тоска по справедливости в новом романе Алексея Иванова

Какой бы ни был век на дворе, как бы ни называла себя власть, какой бы политический строй ни приключился на просторах России, а народ наш всегда с необыкновенной чуткостью откликался на слова «правда» и «справедливость». У нас всегда то было истинно, что справедливо. А справедливым всегда считалось то, что дает жить «по правде». Веками, тысячелетиями все понимали, что полная правда и полная справедливость здесь и сейчас, среди людей, достигнуты быть не могут. Таков идеал, а осуществится он полной мере разве что в Царствии Христовом, когда минет Судный день, и будут новая земля и новое небо. Но жить по-человечески можно лишь тогда, когда хоть часть этого идеала всё же овеществляется в повседневности. Тогда люди могут жить рядышком без вражды и злобы, любить друг друга или хотя бы договариваться, а не грызться между собой и не убивать за прибыток. Тогда время течет как полноводная река на равнине, мир в человеках, покой и добрый лад.

А вот если правда исчезает и справедливость тает на глазах, то время – порченое. Не жизнь, а одна мУка. И люди обращаются в зверей, и кругом ненастье – в словах, поступках, а пуще того – в душах.

Вот об этой-то непогоде в душах и повествует новый роман Алексея Иванова с говорящим названием «Ненастье». Умное и в чем-то очень страшное произведение, предназначенное для тех, кто помнит, чего стоило нашей стране последнее десятилетие XX века.

В начале 90-х бывшие солдаты, досыта наевшиеся «интернационального долга», образовали в провинциальном городе Батуев сообщество, которое позволяло им держаться на плаву в штормовых волнах лихолетья. Вокруг банды разных сортов и мастей делили «точки», кровь лилась ручьями, власть бросала закон через колено, а страна опускалась в лютую нищету.

Союз бывших воинов — «афганцев», названный ими «Коминтерном» был, как говорит один из них, «механизмом справедливости».
Не беспредела, не безжалостной уголовщины, а именно справедливости, хотя бы и с железными кулаками. Горсть афганцев хотела жить по закону, но не желала, чтобы закон становился инструментом превращения их в нищих и бесправных жертв. «Мы не терпилы, вот этого нам и не прощают», — так заявлял их вождь Сергей Лихолетов.

А время давило на них, беспощадным прессом, плюща отвагу, дружбу и честь.

И механизм справедливости начал, по словам другого «афганца», ломаться, когда они «…потихоньку согласились, что несправедливость – это норма… Норма, когда кому-то одному – очень много, а остальным – по чуть-чуть».

Центральный персонаж книги, водитель-«афганец» по имени Герман, с печалью смотрит на то, как «деловые люди» калечат сообщество ветеранов, превращая его в идеальную опору для бизнеса. Лихолетов гибнет. Союз товарищей по оружию словно теряет душу.

Вот один из ключевых диалогов романа. Главный герой беседует со своим товарищем Володей Канунниковым, и тот ему говорит:

— Мы были просто солдаты. Без профессий, без воспитания. Молодые, наглые… мы лупили морды врагам, гоняли на тачках, гулеванили, бодались за кабаки и магазины. А умные мальчики и опытные дяди учились обращаться с ваучерами и протискивались в кабинеты, в которых нам было скучно. И потом забрали у нас почти всё. Некоторые наши парни сумели вписаться в систему, но большинство – нет.

— Такое произошло не только с нами, — хмуро сказал Герман.

— Конечно. Поэтому надо принять, что мы проиграли, но отыгрыша уже не будет: война окончена…

— Не совсем так, Володя.

Разумеется, речь идет не об одном уральском союзе ветеранов, а обо всей России. Начало 90-х было страшным, и Алексей Иванов ни в коей мере не пытается разукрасить его сусальным золотцем. Но он четко показывает: страна находилась в зыбком, подвешенном состоянии выбора пути. По доброму ли пути она пошла в итоге? Уврачевала ли она язвы, рожденные «порченым временем»? Ничего доброго не говорит по этому поводу автор романа. Скорее, очаги воспаления заросли, сверху сухой шрам и здоровая кожа, но внутри, под кожей, — больные ткани. Да, «беспредел» закончился. Но горчайшие злодеи никуда не исчезли, они просто выстроили «систему», а потом, на фундаменте этой системы принялись возводить бесчеловечное, холодное будущее.

Образ этого будущего подан Алексеем Ивановым на первых страницах книги через современный городской ландшафт: «Сверху, выше уровня людей, над головами и зонтами прохожих в сыром пустом воздухе фантастическим образом висел двадцать первый век: геометрические объемы хайтека; сталь и стекло; монолиты новых билдингов, в зеркальных плоскостях которых отражалась плывущая над улицами мгла; призрачные вертикальные конструкции высотных кранов, полурастворенные в тучах стылого пара. Эти безжизненные сооружения казались какой-то космической армадой, без усилия дрейфующей в поле антигравитации».

Холодно людям в таком будущем. Но не могут они прижаться друг к другу и отогреться, поскольку душевный раздрай научил их видеть в ближнем врага, опасную тварь, в лучшем случае – конкурента.

Создатель «Коминтерна» Лихолетов произносит главные слова всей книги: «Бога-то нет. Коммунизм мы решили не строить. А причина, чтобы верить другим, все равно нужна. Всегда должны быть свои, и нужен способ превратить чужих в своих. Вот Афган стал таким способом. Неправильно жить наособицу».

Лидер «афганцев» Бога не знал, не видел. Но он хотя бы чувствовал, что в отсутствии Бога люди отчаянно нуждаются друг в друге, в доверии, в любви, вот и приходится выдумывать для них искусственные объединительные идеи, — иначе совсем заплутают в темноте и холоде.

А вот про центрального персонажа нельзя сказать, что он не верит в Бога. Для него понятия «Бог», «совесть» и «справедливость» сливаются воедино. И он не соглашается с тем, что «война окончена» по одной простой причине: источник веры находится внутри него самого. Ему не нужна какая-то внешняя идея для того, чтобы отвергать раскрой общества на мелкие ленточки, на единицы, на атомы, для того, чтобы отрицать всеобщую злобу, корысть и нечестность. Устройство его души позволяет ему на каком-то очень глубоком, интуитивном уровне ощущать, когда жизнь идет правильно, а когда неправильно. Может быть, это отсвет образ Божия, заложенного в людей при Творении и восстающего при всяком искажении Его замысла…

Люди не должны жить порознь, окружая себя защитным барьером злобы и недоверия. Как же тогда им любить друг друга? Ведь ничего, ровным счетом ничего не останется у людей, кроме незамысловатого стремления получше устроить личный комфорт! А разве это люди? Разве такими они должны быть?

Герман не может переделать мир, Россию, свой город, искалеченный «Коминтерн». Но и смириться с искажением он тоже не может. Если армия его друзей-«афганцев» проиграла в боях с «новой жизнью», командир его погиб, а сила старого дружества рассеяна, то все-таки в поле остался он сам, один-единственный воин, перед которым еще есть узкий боевой участок, где можно победить.

Герман не выстраивает этических систем, его в большей степени ведут в жизни чувства, а не рассуждения. Устами его товарища Алексей Иванов выдает главную суть действий Германа: он «…решил искупить все грехи мира хотя бы перед одним человеком» — своей женой Танюшей.

Его Танюша – существо хрупкое, мечтательное. 90-е совсем не для нее. Они, скорее, представляют собой идеальную среду для разрушения ее души. Она живет «вечной невестой», словно во сне, поскольку нет вокруг нее столь сильной любви, чтобы пробудить ее для истинного супружества. Ее муж решается на отчаянный шаг. Он грабит злейшего из разрушителей «Коминтерна», чтобы на добытые деньги увезти жену в Индию на Малабарский берег. Авось, там она, в тепле, довольстве и радости, отмерзнет и пробудится от многолетней спячки с открытыми глазами.

Защищая деньги, он подставляет жену под удар. Но отчаянное самопожертвование Германа во имя жены – уже не ради ее уюта, а просто ради того, чтобы спасти ее от смерти, — заставляет Танюшу проснуться, наполняет ее горячей любовью к мужу. Не украденные миллионы, не мираж жаркой Индии, а то, что супруг жизнь свою ставит на кон, пытаясь вытащить ее, простую провинциальную парикмахершу, из когтей почти неминуемой гибели. Как рыцарь, спасающий настоящую принцессу из сказки…

Лежит последний боец побежденной армии на снегу в поселке Ненастье, кровь хлещет из дырок, проделанных в нем пулями, и на ближайшие годы светит ему тюрьма. А все-таки он победил. Победил после того, как все остальные проиграли. Рядом плачущая счастливая жена. Это он сделал ее счастливой, сделал ее любящей. Он доволен. Всё получилось, как надо.

Алексей Иванов дарит читателям трудную, неяркую, но все-таки надежду.