Алексей
Иванов

Дебютный текст никому не известного нижегородца Алексея Маврина снабжа­ют мигалкой и пускают по выделенной полосе: большой стартовый тираж, шум-гам в прессе, инъекции слухов. И правильно делают: умный, нескучный, «атмосферный», хорошим русским языком написанный роман, на который не жалко дополнительных усилий.

Экстремально жаркое лето, горят торфяники, дымка, лес; трое молодых москвичей едут в глухую заволжскую деревню, чтобы выполнить странную ­работу, на которую их отобрали по интернету. Все трое сфор­мировались внутри городской, голливудско-сетевой культуры, и сами знают, что похожи на персонажей из «Крика» и «Ведьмы из Блэр». Ужаснее «мистики» – тотально чужеродная социальная среда: агрессивная, деградировавшая ниже всех вообразимых представлений «деревня», которая только формально такая же Россия, как Москва. Каждый обитаемый дом кишит ­эксцентричными персонажами, со стены заколоченной церкви смотрит псоглавый святой Христофор, а иногда стена пустеет и… Продержаться несколько дней здесь для москвичей примерно то же самое, что для Хомы Брута – три ночи в церкви у гроба панночки.

«Псоглавцы» – роман с паранормальными, что называется, явлениями, од­нако выдавать его за какой-нибудь «первый отечественный триллер мирового уровня» нелепо. Как раз как собственно триллер, «роман об ужасном», «Псоглавцы» не представляют из себя ничего особенного. Сцены непосредственно с «мистикой» («Дышалось легко, страха не было ничуть. Кирилл подумал, что никогда в жизни ему не было так свежо, так бесшабашно и свободно, как сейчас, когда за ним гонятся фантастические оборотни, а дрезину ведет любимая девушка, в которой он уверен на все сто») – самые слабые в романе. Основа романа – не сверхъестественный антураж, а история о конфликте двух миров. Идея, которую «Псоглавцы» (скорее метафора, чем сюжет) иллюстрируют: Россия – пространство, разделенное на «зоны» с разными жизненными практиками; население «зон» реагирует и на вторжение чужаков, и на попытки аборигенов выйти за колючую проволоку. Псоглавцы – пограничники, контролирующие перемещения, перекрывающие возможности выхода из социальных зон; да, существа сверхъестественные, однако образ этот при желании можно понимать шире (раз уж Россией управляют спецслужбы, опричники, контролирующие население и блокирующие социальные лифты).

Безусловно сложившийся, кондиционный, с оригинальной атмосферой, с колоритом – и не матрешечный при этом, без экзотики «рашн-деревяшн», ­однако и не идеальный роман: перенасыщенный историческими экскурсами (сырыми; ощущение, что ими замазывались дыры в драматургии); в галерее ­персонажей есть недопрописанные портреты или вовсе пустые рамы вроде так и не показанного «помещика» Шестакова, вроде лавочника Мурыгина; с сюжетными нестыковками, которые должен бы был отловить редактор.

Неприятная новость состоит в том, что «Псоглавцы», оказывается, первый роман в серии, то есть начало «проекта». Читай жанрового лимона, из которо­го будут выжимать до последнего. Это зря: «Псоглавцы» любопытны не как «мистический триллер о дэнжерологах», а как роман о ярком контакте параллельных социальных миров, то есть как нормальный роман про здесь-и-сейчас – как гаррос-евдокимовский, как стоговский, как прилепинский, только выполненный в необычной форме. Не надо автору все время играть в жанр. Для умного писателя с амбициями это деградация. Примеры – в изобилии.